«Никогда не был в такой ситуации»: Борзаковский об отстранении России, нелюбви к марафону и работе спортдиректором

Нынешний легкоатлетический сезон Юрий Борзаковский начал в новой должности. Золотой медалист Афин стал спортивным директором Всероссийской федерации лёгкой атлетики (ВФЛА), сложив с себя полномочия главного тренера. Чисто внешне остался прежним: тот же пытливый взгляд, мгновенная реакция на всё, что происходит на поле, и очень точные комментарии. Чемпионат России мы с Юрием провели, сидя рядышком на комментаторской позиции, и было совершенно невозможно не включить диктофон.

— Седая голова — это наследственность или следствие работы главным тренером?

— Даже не знаю. Возможно, и следствие. Пришёл я в не совсем спокойное время, поэтому нервов пришлось потратить прилично. Сейчас работы стало больше, но нервотрёпки значительно меньше. Поэтому и чувствую себя гораздо лучше.

— Много раз убеждалась, что позиция главного тренера — это должность, которую очень неприятно и даже больно терять. Ты непрерывно находишься на острие вида спорта и, уйдя в отставку, лишаешься очень эмоционального куска жизни. Как это было у вас?

— Дело в том, что на протяжении всех шести лет, что я был главным тренером, мы находились в отстранении. Соответственно, моя должность была в некотором роде номинальной. Да, я контролировал тренировочный процесс всех лидеров, как и работу старших специалистов по каждой дисциплине. Но команду как таковую не отбирал. Мы ждали, что вот-вот нашу федерацию восстановят в правах, но так и не дождались. Поэтому лично для себя я принял решение, что Олимпиада в Токио станет моим заключительным мероприятием в должности главного тренера. И 30 сентября 2021 года, когда у меня закончился договор, просто его не продлил.

— Ваша нынешняя роль в российской лёгкой атлетике — это только организация соревнований?

— Не только. В мои обязанности входит развитие вида спорта в целом. Есть множество направлений по развитию, которые я курирую.

— Когда вы смотрите соревнования, взгляд главного тренера и спортивного директора — это разные вещи?

— Конечно. Будучи во главе сборной, я толком не обращал внимания на всю красоту того, что происходит на поле, потому что приходилось контролировать множество вещей, связанных с подготовкой спортсменов. Сейчас я не без интереса смотрю на ребят, слежу за их результатами, но при этом моя первостепенная задача — чтобы соревнования проходили на максимально высоком уровне.  

— И эту красоту не нарушает тот факт, что российская лёгкая атлетика на протяжении многих лет фактически изолирована от мира и очень многие отмечают, что уровень результатов в связи с этим заметно снизился?

— Я сейчас говорю не о результатах, а об организации и проведении соревнований. Даже сейчас мы с вами находимся не где-то на задворках, а на прекрасном стадионе, на котором в своё время проходило командное первенство Европы. Есть спонсоры, которые нам помогают, трансляция на «Матч ТВ» идёт. В ходе чемпионата России я разговаривал с представителями регионального министерства, мне сказали, что каждый день было практически под 2 млн просмотров. То есть за три дня соревнований трансляции в прямом эфире посмотрели более 6 млн человек.  

— Сейчас все люди, причём не только из сферы спорта, как бы делятся на три категории. Первые считают, что всё скоро закончится и Россия будет восстановлена в правах. Вторые убеждены, что отстранение затянется надолго. А третья категория вообще об этом не думает и делает своё дело. К какой категории относитесь вы?

— Думаю, к третьей.

Дело спортсменов и специалистов — тренироваться, показывать результат. Представителей федерации — заниматься развитием. Те, в чьи обязанности входит восстановление ВФЛА в международном отношении, тоже должны выполнять свою работу.  

— Делай что должно и будь что будет?

— Ну почему будь что будет? Думаю, что, если каждый из нас будет делать своё дело правильно, непременно будет и результат.

— Как недавний спортсмен, вы понимаете, откуда берут мотивацию такие атлеты, как Анжелика Сидорова, Мария Ласицкене? Что такое находить мотивацию, не имея уверенности в том, что в твоей жизни ещё будут Олимпийские игры или хотя бы чемпионат мира?

— Мне сложно об этом говорить, поскольку я никогда не был в такой ситуации. В нынешних реалиях, как мне кажется, это больше тренерская задача. Взять Анжелику с её наставницей Светланой Абрамовой: в Чебоксарах они показали лучший результат сезона в мире, и это прекрасно. Да, от них совершенно не зависит их собственное ближайшее будущее, но, с другой стороны, они всё равно доказывают, что лучшие в мире. Сейчас очень важно быть готовыми в любой момент выйти на международную арену и продемонстрировать там свой высокий уровень. Сидорова с Абрамовой на это готовы. То же самое Маша Ласицкене. Свои два метра она прыгнула. Думаю, будь это в более серьёзном соперничестве, она бы прыгнула ещё выше.  

— А вам было сложно мотивировать себя на тренировочную работу после того, как вы стали олимпийским чемпионом в Афинах, одержав там, по мнению многих болельщиков, самую красивую победу Игр?

— Во-первых, я не верил. Месяц, наверное, не мог поверить, что выиграл. Лишь потом начал осознавать всё это. Когда уже в конце сезона вернулся из Афин, меня встречали как Гагарина, без преувеличения. Это была колоссальная мотивация. Не говоря уже о том, что для меня всегда была очень важна возможность выступать за честь своей страны. Это сумасшедшая ответственность, когда бежишь не только сам за себя, но и за целую огромную державу. Это и заряжает сумасшедше, и окрыляет безумно.

— Честно могу признаться, что снимок вашего афинского финиша — это, пожалуй, самое красивое, что я видела за время работы в спортивной журналистике. Дома карточка висит?

— Висит. На самом деле, на последних 100 метрах у меня в мыслях, в голове сидело, что нужно просто бежать, не обращая внимания на соперников. Просто выдать всё, что я могу. Ещё проскочила мысль, что это момент истины, который никогда в жизни может не повториться. А вот когда финишировал и боковым зрением увидел, что соперник уходит на второй план, руки поднялись сами по себе и, конечно, испытал абсолютную эйфорию.

— Чем именно дистанция 800 метров была для вас интересней, чем 400?

— Для многих 800 метров — это дистанция, где надо дольше терпеть. Для меня это прежде всего тактика. На четырёхсотке, где каждый бежит по своей дорожке, нет этой сопернической борьбы. А здесь ты бежишь бок о бок с соперниками. В разы интересней. Да и сейчас смотреть восьмисотку люблю больше. На 400 метрах я болел за Савелия Савлукова, хотел, чтобы он пробежал быстро. А на 800 метрах смотрел за поведением ребят, за тем, как каждый из них психологически подходит к стартам. Вы же сидели рядом, слышали наверняка, что призовую тройку я назвал ещё до старта? Сказал, что первым будет Константин Толоконников, вторым — Константин Холмогоров, третьим — Николай Вербицкий. Это было видно по ребятам.

Кто вообще не волновался и был уверен в себе — это Толоконников. Он даже отстал от основной группы, когда их вели на старт. Шёл спокойно, попивал водичку. Холмогоров спешил, упирался в ребят, которые шли перед ним. Вербицкий тоже постоянно дёргался. Хотя физически они готовы все приблизительно одинаково. Ну, может быть, Вербицкий чуть похуже.  

— А от Савлукова на дистанции 400 метров вы ждали рекордных секунд?

— Чисто моё мнение — Савелий ещё молодой головой. Сергей Александрович Клевцов находит для него некую мотивацию в виде результата. И он физически, возможно, готов бежать из 45 секунд уже в этом сезоне. Но до рекорда Виктора Маркина ему всё-таки нужно набрать некую тренировочную базу. Он бы мог выйти из них, если бы выстроил бег тактически грамотно. Но для этого нужно было отработать все 400 метров на хорошем ровном темпе, найти для себя вот эту золотую середину высокой средней скорости. Это моё мнение как человека, который успешно бегал 800 метров как раз за счёт ровного бега. Просто 400 нужно бежать чуть быстрее.

— Из тех, кто выступает сейчас, не считая уже признанных корифеев, кто для вас наиболее интересен?

— Наверное, все ребята. Но я больше жду момента, когда молодые попадут на высокий международный уровень. Пока они просто не знают, что это такое. Одно дело плавать в речке, а другое — нырнуть в океан. Это совсем разные вещи.

— Оксана Чусовитина, которая вот уже 30 лет специализируется на опорном прыжке и готовится к девятой Олимпиаде, как-то сказала, что ключ успеха в этом виде многоборья заключается в умении быстро бегать. Но подчеркнула, что дано это умение далеко не всем. Знаю, что и в плавании есть понятие, что человек «не плывёт». А бывает, что человек «не бежит»?

— Нет, такого не припомню. Просто каждый делает это по-своему, по определённой тактике, или тем данным, которые у него есть. Кто-то бежит за счёт выносливости, кто-то — скорости, скоростной выносливости. Кто-то, допустим, темповик, а в этом случае человек может просто задавить более скоростного спортсмена. В этом случае никакая прыть тому на финише не поможет. Ну, если он не готов к совсем сумасшедшим результатам.

— Усэйн Болт — это непостижимое явление инопланетного порядка или его можно разложить на составляющие?

— На мой взгляд, у него просто есть все качества, которые должны быть у спринтера. Он высокий атлет, а далеко не всем ребятам такого склада дано иметь такие сумасшедшие скоростные качества. То есть он долго разгоняется и потом за счёт частоты и мощи своего шага уходит от всех на финише. Это здорово. Такие люди могут рождаться раз в 100—200 лет.

— А были вообще в истории лёгкой атлетики люди, на которых вы смотрели и не понимали, как можно сделать то, что они?

— Когда я был молодым, многие такими казались. Но когда я окунулся в мировую элиту и увидел, как люди работают, всё встало на свои места. Почти всё.

— А что не встало?

— То, что сейчас творит в прыжках с шестом Арман Дюплантис, — вышка. Это фантастика так справляться с собой физически и морально, отключать голову, не бояться ничего и так владеть своим телом акробатически. Это ничуть не менее круто, чем Болт в спринте. И ведь видно, что швед способен прыгать ещё выше. 

— Бег, метания и прыжки для стороннего зрителя — это совершенно разные, а где-то даже несовместимые дисциплины. Внутри команды это разделение как-то ощущается?

— Во время тренировочного процесса и в каком-то смысле соревновательного в секторах — да. Но когда люди выезжают единой командой на крупный турнир — там всё совсем иначе. Друг за друга все болеют независимо от того, какая у тебя дисциплина. Мы ездили в 2019-м на чемпионат мира в Доху, и я сам был свидетелем того, как старший тренер по метанию Вадим Херсонцев пошёл с удовольствием смотреть на марафонцев.

— А вы когда-нибудь бегали марафон?

— Ни разу. И, наверное, никогда не соберусь. Полумарафон, было дело, бежал. Хотя самую большую дистанцию прошёл на Кипре, когда отправился бегать кросс и заблудился. Преодолел 37 километров.

— Хорошо помню ту вашу историю. А спросила, потому что знаю: мечтой пробежать марафон одержим почти каждый лыжник и биатлонист.

— У меня никогда не было цели во что бы то ни стало пройти марафонскую дистанцию, честно. Всю жизнь был сторонником того, чтобы не преодолевать себя, а бегать в удовольствие. И советую это всем, кто занимается этим. Я получал удовольствие от прохождения 800 метров, от кросса на 10 километров. До сих пор каждое утро пробегаю по 10 километров, заряжаю себя таким образом энергией на весь день. Мне это нравится.