«У меня нет радости, что мы чемпионы России»: Самохин — о падениях Худайбердиевой, идеальном танцоре и «мягких» коленях

Победа танцевального дуэта Елизавета Худайбердиева — Егор Базин на чемпионате России оставила вопросы: партнёрша упала в обеих программах и тем самым смазала впечатления от выступления в Красноярске. Разумеется, с этой темы и начался разговор с тренером пары — Денисом Самохиным.

— У меня, как у бывшей спортсменки, есть только одно объяснение тому, что происходит с вашей подопечной: она очень сильно похудела, и в связи с этим разладилась координация.

— Мышцы пропали, да, я согласен. Здесь есть определённые трудности, которые не хотелось бы выносить на публику. Пытаемся сейчас решить эту проблему со специалистами, но выяснить первопричину, запустившую нежелательные процессы, пока не можем. Плюс Лиза сильно переболела накануне чемпионата, буквально в день отлёта стала чувствовать себя относительно хорошо.

— До болезни Худайбердиева каталась нормально?

— Да, абсолютно. Понятно, что соревнования добавляют адреналина и возникает повышенная нервозность. Но когда человек падает на четвёртом турнире подряд и в разных местах программы, одним только гриппом это не объяснить.

— Илья Авербух, когда комментировал танцевальный турнир, назвал скольжение одного из дуэтов Алексея Горшкова канадским. Специалист с этим согласился, объяснив, что целенаправленно учит спортсменов кататься на длинных дугах и глубоких рёбрах. Что ставите во главу угла вы?

— Придерживаюсь английской техники катания. В это понятие входит определённая работа голеностопа, колена, положение корпуса на опорной ноге. Всех своих подопечных я стараюсь учить тому, чтобы они катались не за счёт силы ног и мощного отталкивания, а прежде всего за счёт собственного веса. Очень большой упор мы делаем на грамотное исполнение шагов. Чтобы человек выполнял те или иные движения не с помощью вываленных бёдер или скручивания в плечевом поясе, а очень точно выверенных движений и умения наиболее рационально распоряжаться собственным телом. Свободно им управлять.

— На такую работу требуется, как правило, огромное количество тренировочного времени.

— Согласен. Но овчинка стоит выделки. Если у тебя грамотная техника, можешь добавлять работу корпусом, которую требуют танцевальные правила, да и вообще делать на льду что угодно. Когда спортсмен не очень правильно стоит на коньке, управлять телом становится не в пример сложнее.

— Сразу вспоминается прошлогодний ритм-танец Габриэлы Пападакис и Гийома Сизерона — их твизлы, в которые вовлечена очень активная работа рук. Это сложно?

— Конечно. Когда ты какие-то вещи делаешь руками, это нарушает равновесие, как бы уводит корпус с оси. Но и добавляет уровень сложности.

— Ваш коллега Александр Жулин одно время убеждал меня, что в катании французской пары нет ничего сложного.

— Если так говорить, придётся признать, что и у наших топ-пар того времени ничего сложного в катании не было. Габриэла и Гийом хорошо катаются на самом деле. Потому и выигрывали: всё было более чётко, точно, выверена каждая линия, каждое движение на протяжении всех четырёх минут. Отсюда же ощущение лёгкости, отсутствия усилий. Никита Кацалапов и Вика Синицина тоже катались хорошо. На Олимпиаде так вообще проехали на разрыв аорты, как говорится. Но не до конца было всё подчищено.

Опять же, Пападакис с Сизероном не надо иметь суперсложную навороченную программу, и дело здесь не только в том, что это функционально тяжело. Они лидеры, а лидеров всегда ставят выше. Тем более когда есть за что. А вот тем, кто сзади, нужно догонять. За счёт более высокой сложности в том числе.

— Для вас хоть в какой-то степени было ударом то, что Лиза с Егором не попали в олимпийскую сборную на прошлом чемпионате страны?

— Они очень хотели, хотя умом понимали, что, скорее всего, не срастётся.

— Из-за весьма специфического судейства, на которое в своих интервью намекала ваша спортсменка?

— Все тогдашние обсуждения судейских действий были, на мой взгляд, чистой воды эмоциями.

— А как же турнир в Варшаве, где выступали Диана Дэвис и Глеб Смолкин? Достаточно было посмотреть на оценки этой пары, чтобы сильно усомниться в судейской объективности.

— Ну и что? Диана с Глебом неплохо катались, кстати. В сравнении с другими дуэтами выглядели сильнее. Поэтому, возможно, им и ставили чуть больше.

— Сейчас Худайбердиева — Базин сами оказались в положении лидеров, которых судьи оценивают максимально лояльно. Это хорошо или создаёт проблемы психологического характера?

— С одной стороны, это, конечно, давит. Когда ты не был первой парой в стране и вдруг ей становишься — это тяжело. С другой стороны, я вполне отдаю себе отчёт: если бы ребят судили максимально строго, при таком прокате, как в Красноярске, они могли бы оказаться где угодно. Такие вещи способны вообще разрушить пару. Или как минимум сильно ударить по самооценке.

— Если бы не досадные, порой необъяснимые падения Лизы, я бы сказала, что в плане техники они ничем не отличаются от большинства дуэтов, которые поднимались на подиум в серии Гран-при ISU.

— Так у нас и многие юниоры умеют делать всё то же самое. Вопрос в матёрости. В конце концов, очередь в танцах существовала всегда. Важно, как долго ты катаешься, сколько лет соревнуешься на высоком уровне, насколько хорошо тебя знают. Конечно, всё это влияет на оценку.

— Отсутствие международных соревнований для российских фигуристов большая проблема?

— Если говорить конкретно о танцорах, я так не думаю. Одиночники и спортивные пары потеряли от этого больше, на мой взгляд. Жаль, конечно, что мы не можем сравнивать себя с другими, выступая на одних турнирах, нас не могут сравнивать иностранные судьи, но конкуренция внутри страны достаточно высока, у всех есть возможность становиться лучше.

— Когда Лиза упала на твизлах в произвольном прокате, о чем вы подумали? Прощай, первое место?

— Когда мы летели в Красноярск, я был уверен: если Лиза с Егором всё сделают чисто, будут первыми. А сейчас... у меня нет радости, что мы чемпионы России. Скорее есть сожаление: опять не смогли, опять не сумели справиться с программами. Занятое место здесь вторично.

— В этом сезоне вы сосредоточены только на том, что происходит внутри России, или продолжаете следить за иностранными дуэтами?

— Слежу, но в меньшей степени, чем обычно. До сих пор интересуюсь, как развиваются Мария Казакова и Георгий Ревия, которые тренировались у нас в группе, но были вынуждены уехать. На международных турнирах тоже ведь чехарда приличная идёт: например, такая пара, как Мэдисон Чок — Эван Бейтс, вдруг проигрывает канадцам Лоранс Фурнье Бодри и Николаю Сёренсену, которые раньше выступали за Данию и на последнем чемпионате мира были только девятыми.

— Какое-то объяснение у вас есть, почему бронзовых призёров чемпионата мира так опустили?

— Во-первых, сильно добавили канадцы. И не только они одни. Плюс послеолимпийский сезон, который зачастую бывает странным. Чок — Бейтс боролись за очень высокие места на Играх в Пекине. Возможно, произошло какое-то выгорание.

— Или люди просто уткнулись в собственный потолок?

— Не думаю. Им есть куда развиваться.

— А вообще понятие потолка в танцах существует?

— Есть такое, да. Во многом этот потолок зависит от физических и физиологических данных, от того, как тебя учили. Можно научиться неплохо кататься, но, если ты с детства не закладывал соответствующую базу, высоко уже не взлететь. Поэтому, собственно, я стараюсь, чтобы все мои фигуристы развивались многопланово, разносторонне, причём не только на льду. А не так, что за дверь вышел — и забыл, что на тренировке делал.

— Есть же хорошая поговорка: никакое умение не бывает лишним.

— Вот, я именно это своим и говорю: ребята, хочу, чтобы вы становились профессионалами, а для этого всё, что вы делаете, надо делать максимально хорошо и иметь очень солидный багаж за плечами. Чем старше человек становится, тем сложнее бывает заставить себя этот багаж загружать. Но делать это необходимо, поскольку с возрастом спортсмена начинает ограничивать собственное тело. Лепить из более молодого всегда легче.

— Спортсмены слушаются?

— Кто-то меня слышит, кто-то, может быть, и хотел бы услышать, но не умеет правильно воспринимать сказанное. Поэтому да, потолок есть. Многое зависит от родителей. От того, насколько они готовы участвовать в тренировочном процессе, в спортивном воспитании ребёнка. К сожалению, многие не считают нужным это делать.

— Сколько лет вы работаете тренером?

— С 2007-го. Получается уже 15 лет.

— Психология спортсменов за это время сильно изменилась?

— Она меняется с каждым годом. Боюсь, что в худшую сторону.

— Неожиданный ответ. Мне наоборот казалось, что спортсменам предыдущего поколения было свойственно в большей степени полагаться на тренера. Что он сделает результат, где-то прикрикнет, где-то заставит. Сейчас те же девочки-одиночницы сами стремятся взять от наставника как можно больше. И очень рано взрослеют.

— В одиночном катании всё немножко по-другому. Там идёт непрерывная борьба за выживание. Если не сделаешь то, что делают те, кто рядом, тебя просто выкинут на свалку истории. В танцах практически нет больших групп, каждый дуэт хочет быть у своего тренера первым и единственным. Поэтому все танцоры ревностны к результату, к отношению тренера.

Кроме того, мне кажется, что в танцах сложнее работать, чем в одиночном катании. Существует множество мелких нюансов, каждое движение, даже самое крошечное, нужно максимально вычищать. Займёшься одной парой, другие тут же начинают обижаться, что ты их надолго оставил, не обращаешь должного внимания. Даже не знаю, как в этом плане ухитряются работать тренеры монреальской школы. Как справляются со всеми проблемами.

— Думаю, там тоже все бьются за выживание.

— Это да, я просто уверен в этом. Знаю, что в монреальском клубе есть несколько тренировочных арен, то есть всегда существует возможность как-то развести спортсменов, не сталкивать их на одном льду.

— В своё время Марина Зуева с Игорем Шпильбандом точно так же разводили по разным льдам Тессу Вертью — Скотта Моира и Мэрил Дэвис — Чарли Уайта. Правда, это не удержало спортсменов от ухода. А Брайан Орсер заботился о том, чтобы на одном льду не пересекались Юдзуру Ханю и Хавьер Фернандес.

— Да. И причина каждый раз одна и та же.

— Программы своим танцорам вы ставите сами?

— Да. Как-то я предлагал Лизе с Егором поставить программу у сторонних специалистов, но они не захотели. Им нравится, когда я всё делаю сам. Хотя для отработки дорожек или каких-то хореографических нюансов мы иногда приглашаем людей со стороны.

— Если брать известных в вашем мире постановщиков, чья работа вам нравится больше?

— Наверное, назову Бенуа Ришо. У него есть нестандартные идеи, которые можно воплотить на льду, хотя, возможно, не со всеми спортсменами. Как ни крути, материал должен соответствовать постановке. Но некоторые программы Ришо мне прямо очень нравятся.

— В танцах с некоторых пор появилась тенденция, которая меня не то чтобы пугает, но настораживает. Я имею в виду такие дуэты, как американский Кейтлин Хавайек — Жан Люк Бейкер или чехов Ташлеровых. С партнёршами, которые имеют столь внушительные габариты, за которые, полагаю, в России любую пару просто выгнали бы с катка. Это что, начало новой «бодипозитивной» эры?

— Иностранцы вообще никогда не парились на тему внешнего вида, особенно в Америке. Мэдисон Хаббелл тоже в своё время выглядела излишне крепкотелой, хотя каталась классно. Меня такие примеры не пугают, потому что почти уверен: ни одна из подобных пар никогда не пробьётся в топ.

Их будут держать где-то поблизости от лидеров, могут даже ставить в призы на каких-то турнирах, но всегда просматривается предел, выше которого не прыгнуть. У нас ведь у борта живые люди сидят, которые оценивают не только элементы, но и пару в целом с позиции нравится — не нравится. Хотя в паре Хавайек — Бейкер мальчик совершенно потрясающий. Возможно, на девочку судьи не сильно смотрят.

— Можно простыми словами сформулировать, что такое потрясающий партнёр в танцах на льду?

— Пластичный. Который хорошо чувствует партнёршу, хорошо её ведёт. Я сейчас даже не про катание — у нас хорошо катаются многие. Важно, когда человек не просто пропускает через себя музыку, но и способен её передать. Может, грубо говоря, достать из своего нутра максимум и показать это. Вот это в моём понимании и означает быть классным партнёром.

— Меня в своё время зацепил рассказ одной из экс-фигуристок Елены Чайковской о том, как они с партнёром отрабатывали оригинальный танец. Тогда этим танцем сделали «Кумпарситу» Людмилы Пахомовой и Александра Горшкова, и олимпийские чемпионы помогали спортсменам накатать программу. Так вот девочка сказала, что до этого всегда считала Горшкова танцором, чья задача — оттенять Пахомову, не более того. И была совершенно потрясена тем, как грамотно Александр ведёт танец: берёт его на себя в сложных местах, но совершенно этого не акцентирует, не мешает партнёрше. Даже не слишком опытной.

— Это и есть самое ценное качество в дуэте — суметь показать партнёршу, где-то повести, подхватить, помочь, но так, чтобы это было совершенно незаметно. Просто Людмила по тем временам считалась в танцах неким эталоном. Думаю, что соответствовать ей было непросто.

— А вам в прежние времена какая пара больше нравилась, Наталья Линичук и Геннадий Карпоносов Чайковской или Ирина Моисеева и Андрей Миненков Тарасовой?

— Если брать по владению коньком, Линичук с Карпоносовым были сильнее. Хотя по общей эстетике восприятия они до Моисеевой с Миненковым не дотягивали. Чайковская — классик, во всех смыслах этого слова. Как и Наталья Дубова. Мой отец проработал с Дубовой всю свою тренерскую жизнь, какие-то вещи, естественно, мне передались от него. Я люблю классические танцы на льду, всегда был приверженцем именно этого стиля.

А вот Тарасова — она больше про искусство. На льду у её пар порой был хаос, эпатаж — достаточно вспомнить, как трясли головой Наташа Бестемьянова и Андрей Букин. Но это реально работало. Настолько захватывало, что было уже неважно, по какой траектории едут спортсмены.

— Меня всегда поражало потрясающее скольжение всех без исключения дубовских пар, невероятно «мягкие» колени. Это селекция или такому можно научить?

— Этому учили совершенно целенаправленно. Скольжением большей частью занимался как раз мой отец: сама Наталья Ильинична в технические детали не особо углублялась. Она скорее осуществляла организацию и координацию всего процесса: как менеджеру ей просто не было равных. С ней работали очень сильные специалисты, технари до мозга костей. Лучшие в мире обязательные танцы были как раз у дубовских пар — никто близко подобраться не мог.

— Знаю, что к вам на тренировки постоянно ездила Саша Трусова, когда каталась у Евгения Плющенко.

— Она работала не со мной, а с моей женой.

— Пытаюсь понять: если человек параллельно с достаточно тяжёлыми собственными тренировками регулярно ездит через всю Москву, чтобы брать уроки скольжения у другого специалиста, значит, в этом есть смысл?

— Трусова начинала у нас заниматься, когда ещё каталась у Александра Волкова. Да и потом, когда перешла в группу Этери Тутберидзе, регулярно приезжала на занятия. Думаю, дело прежде всего в этом, а не в том, что мы можем дать что-то такое, чему не могут научить другие специалисты.

— Почему, кстати, за скольжением все одиночники, да и спортивные пары тоже, идут к танцорам?

— Потому что танцоры совершенно иначе относятся к процессу. Танцы — это постановка корпуса, свободные, дотянутые и развёрнутые ноги, не брошенные как попало руки. Другая чистота поворотов в дорожках. Иначе говоря, всё то, на что у специалистов одиночного катания просто не хватает времени. Да и упор там делается на другие элементы. А мы, напротив, всю свою жизнь занимаемся шагами, ногами, красивыми линиями. Чем нам ещё заниматься?