«Смелая, весёлая, не боится пробовать новое»: Ходыкин — о работе с Собининой, бунтарстве и лонже за 16 тысяч рублей

— Ваш тренер Сергей Росляков не так давно сказал в интервью, что за последний год вы очень повзрослели. Сами ощущаете это?

— То, как слово «повзрослел» понимаю я сам, — нет, не ощущаю. Изменилось ли моё отношение к работе, к фигурному катанию, к тренировкам? Да, изменилось.

— В связи с чем это произошло?

— Год назад я уже как-то смирился с тем, что моя спортивная жизнь подошла к концу. У нас с Дашей (Павлюченко. — RT) и до этого случались разные ситуации, пока мы катались вместе, так что я периодически задумывался: как может развиваться наша карьера дальше? Потом Даша получила травму и вроде бы стало понятно, что для меня всё потихонечку движется к логическому завершению: и партнёрши нет, и международные старты для российских фигуристов закрыты, да и сам порядком подустал от фигурного катания — после олимпийского сезона было очень сложно заставить себя тренироваться, и весь тот сезон получился для нас морально непростым. Но потом я понял, что хотел бы попробовать удержать возможность остаться на льду. Что я реально этого хочу — сам, для себя. Вот и начал приводить себя в форму. И относиться к работе стал уже по-другому.

— Это как-то было связано с тем, что после расставания с Павлюченко вы успели сами поработать тренером, почувствовать профессию изнутри?

— Думаю, мой тренерский опыт тоже повлиял. Прошлый Новый год я провёл на сборах, которые организовывала ассоциация фигуристов ISA, — в подобных не так давно участвовала Даша Усачёва. Да и потом в течение года довольно тесно сотрудничал с этой организацией. Туда в качестве тренеров входит довольно много фигуристов, как действующих, так и бывших: Никита Михайлов, Игорь Ерёменко, Морис Квителашвили, Артур Гачинский...

— Пока вы катались с Павлюченко, мне иногда казалось, что какие-то вещи вы делаете как бы назло — своим тренерам, партнёрше. Возможно, ошибаюсь, но состояние вот этого внутреннего бунтарства на тренировках чувствовалось сильно.

— Я вредный, да. Не могу сказать, что так же вёл себя на соревнованиях, но во время тренировок — да, конфликты случались нередко. Это касалось прежде всего работы с Бетиной (Поповой. — RT). Когда я точно не понимаю, чего от меня хотят, или говорят, что я должен сделать, но не объясняют, каким способом, я начинаю сильно раздражаться.

— Хотите сказать, что не всегда были способны понять, чего именно хочет от вас Бетина?

— Да.

— И поэтому решили на ней жениться?

— Нет, конечно. Наша личная жизнь — это вообще совсем другое. В работе спортсменам ведь что нужно? Рука сюда, рука туда — поехали. А любой хореограф мыслит образами. То есть совершенно иначе. Поэтому моя реакция на какие-то задания была стандартной: «Я не понял». И вот это «не понял» все почему-то воспринимали как то, что я вредничаю и хочу всем досадить. Мне же просто хотелось досконально понять, как именно я должен сделать то или иное движение, за счёт чего, да и вообще зачем нужно это выполнять.

Но когда сам начал тренировать, довольно быстро осознал: иногда нужно просто делать то, что говорит специалист. Не задаваясь ненужными размышлениями. Возможно, кстати, дело ещё и в том, что в плане техники мне сейчас не приходится делать ничего такого, чего бы я не умел.

— Когда вы только встали с Таисией Собининой в пару, чувствовали себя в большей степени таким же спортсменом, как она, или больше тренером?

— Спортсменом. Хотя по прыжкам что-то подсказывал, поскольку видел у Таисии определённую перспективу в этом отношении.

— В каком смысле?

— Когда я искал партнёршу, мне чего только не писали девочки. Что прыгают тройные лутцы, каскады «три-три», четверные прыжки, а выходили на лёд — и выяснялось, что даже нормального дупля (двойного акселя. — RT) у этих девочек нет. Я даже не пробовался с ними, потому что сразу хотелось сказать: «Спасибо, что пришли, но до свидания». Тася же честно написала, что из тройных прыжков у неё есть сальхов — ойлер — сальхов и тулуп — ойлер — сальхов, иногда получается риттбергер, и что она делала попытки прыгать лутц. Поскольку с детства у неё была поставлена правильная техника, и я, и Сергей Сергеевич (Росляков. — RT) сразу поняли, что прыжки можно наработать до стабильного уровня в достаточно сжатые сроки.

— Таисия призналась, что до сих пор воспринимает ваше сотрудничество как невероятное везение. Какой по счёту она была в той очереди потенциальных претенденток?

— На самом деле первой и единственной — как раз потому, что не пыталась никого из нас ввести в заблуждение. К тому же мы сразу почувствовали, насколько нам комфортно в паре. Сергей Сергеевич предлагал мне ещё кого-то посмотреть, но я уже не видел смысла искать другие варианты. Во-первых, сразу почувствовал перспективу, во-вторых, когда мы вместе поработали на сборах и пошёл прогресс, Росляков и сам понял, что всё идёт правильно и хорошо.

— Вы сказали, что вам с Дашей Павлюченко очень трудно дался олимпийский год. Почему? Вы ведь изначально были четвёртой парой и, полагаю, не питали излишних иллюзий по поводу своего места в команде.

— Именно потому и было тяжело. Мне, во всяком случае. Я прекрасно понимал, что мы четвёртые и ни на какую Олимпиаду, разумеется, не едем, но в то же самое время мы первые запасные. А значит, должны продолжать тренироваться по максимуму. Это вызывало колоссальный диссонанс в сознании. Сергей Сергеевич сделал тогда всё, чтобы наша пара с Дашей до последнего сосуществовала и работала. Если бы не он, мы, наверное, перестали бы кататься значительно раньше.

— Сейчас часто говорят о недостатке мотивации, о том, что невозможно заставлять себя работать с полной отдачей, зная, что не поедешь ни на чемпионат Европы, ни на чемпионат мира. Причём многие из тех, кто об этом рассуждает, имели бы не так много шансов поехать на соревнования такого уровня, даже если бы отстранения не было. Как с этим обстоит дело у вас?

— В моём случае очень чёткую и правильную мысль на этот счёт сформулировал Сергей Сергеевич, и я, как следует всё обдумав, понял, что тренер совершенно прав. Он сказал коротко: я ещё никогда в жизни не был в столь хорошей форме и вряд ли когда, если прекращу тренировки, смогу себя заставить снова такую форму набрать. А раз так, надо попробовать извлечь из нынешнего состояния максимум возможного. И дальше уже смотреть, что у нас с Тасей получится сделать вместе. Как минимум ближайший год у меня на это есть.

— Это лишний раз подтверждает хорошо известное правило: мотивация — это прежде всего умение спортсмена вовремя перестроить собственную голову.

— Согласен.

— А азарт сравнить себя с другими парами, увидеть, какими могут быть ваши потенциальные позиции, присутствует?

— Сейчас точно есть, но я бы сказал, что проблемы надо решать по мере их поступления. Получится у нас забраться в этом сезоне повыше, тогда и будем думать, какие шаги планировать дальше. Просто по итогу последнего сезона я поймал себя на мысли, что перестаю понимать парное катание. Кто-то, допустим, катается очень круто, но при этом проигрывает тем, кто катается хуже. Далеко не всегда получается себе объяснить, почему такое происходит. Поэтому сейчас я просто стараюсь досконально выполнять всё то, что говорят мне тренеры.

— А если чисто математически подойти к сравнению себя нынешних с потенциальными соперниками?

— Стоят ли у нас поддержки на четвёртый уровень? Да, стоят. Интересные ли они? Да, интересные. Выбросы и прыжки есть? Есть.

— Какие именно прыжки?

— Тройной флип и тройной лутц. Нет достаточной стабильности, но есть ещё полтора месяца на то, чтобы её наработать. Хватит ли на всё задуманное времени? Это вопрос, на который сейчас, думаю, не сможет ответить никто. Но мы стараемся. Понимаем, что это зависит прежде всего от нас с Тасей.

— В чём для вас заключается самое ценное качество Собининой как партнёрши?

— Смелая, весёлая, не боится пробовать что-то новое.

— Мне она сказала, что парное катание — гораздо менее страшное занятие, чем жонглировать, балансируя на плечах высокого партнёра, который при этом стоит на движущейся цирковой катушке на поверхности небольшого стола, — был у неё такой опыт во время цирковых выступлений в Великом Устюге.

— Ну вот это и привлекает. Тася не боится идти даже на очень сложные элементы, сама предлагает пробовать четверные выбросы и подкрутки. В общем, всё получается, как в ключевой фразе про парное катание: мальчик должен быть трусоват, а девочка бесстрашной.

— Как-то вы жёстко — про мальчиков.

— Ну а как иначе? Я, как партнёр, отвечаю за безопасность. Если что-то вдруг пойдёт не так, я должен страховать, ловить. Управлять ситуацией, короче говоря. А значит, должен быть максимально осторожным.

— Что идёт в тренировочном процессе наиболее сложно?

— Не скажу, что это какие-то отдельные элементы. Сложно соединять всё наработанное в общий рисунок, сложно добиваться стабильности, чистоты каких-то мелких движений. То есть у нас пока нет автоматизма в совместной работе. Соответственно, я внутренне постоянно готов к любой внештатной ситуации.

— Это касается попыток ультра-си?

— Не только. Тот же выброс, даже тройной, достаточно сложен с точки зрения работы партнёра. В тот момент, когда совершается начальное движение, у меня есть какие-то доли секунды, чтобы что-то подправить, если на въезде в элемент что-то пошло не по плану. Грубо говоря, есть дуга, которую можно использовать для высоты, для сохранения нужного наклона, для скорости вращения. И ты должен уметь очень быстро принимать решения. В подкрутке работа в большей степени идёт не на пролётность, а на высоту, там думаешь только об этом.

— Приоритетна в подкрутке работа рук или ног?

— Парное катание — это прежде всего ноги. Ноги разгоняют руки, руки разгоняют девочку.

— У одиночников сразу бывает видно, как и в чём прогрессирует спортсмен. В парном катании всё сложнее: основное внимание, как правило, достаётся партнёрше, в то время как партнёр большей частью в тени. В чём, в вашем понимании, заключается топовый уровень мастерства?

— Как бы странно это ни звучало после вашей фразы о том, что все смотрят на партнёршу, я бы сказал, что именно в этом и заключается. Чтобы девочка ещё сильнее привлекала к себе внимание. В умении её преподнести, показать в самом выигрышном свете. У нас в своё время были некоторые расхождения с Максимом Траньковым во взглядах на парное катание, но я, например, считаю его одним из лучших партнёров в мире. Он прекрасно катался сам, был очень надёжен и при этом совершенно шикарно представлял Татьяну Волосожар на льду.

— Свои тренировки вы сейчас по-прежнему сочетаете с тренерской работой?

— Да.

— Занимаетесь со спортсменами или со всеми желающими?

— Только со спортсменами. Работаю на удочке, над технической частью катания. С удочкой я научился обращаться довольно давно, ещё когда начинал кататься с Дашей. Потом купил собственную, причём мне просто безумно повезло.

— Это дорого?

— Канадскую удочку, которая считается самой лёгкой и удобной, сейчас в России вообще не найти. Свою я совершенно случайно купил за 16 тыс. рублей на «Авито» у людей, которые переезжали в другую страну. Мне никто не верит, что вообще бывает такая цена, потому что сейчас такая лонжа может стоить тысяч 200, но, скорее всего, её просто не найдёшь.

— Но вообще подработки — это необходимость или задел на будущую профессию?

— Сейчас это прям необходимость-необходимость. Мы с Тасей не входим в сборную, соответственно, приходится зарабатывать, чтобы банально было на что жить. Не скажу, что трачу слишком много денег на тренировочный процесс, в этом сезоне федерация обеспечила нас коньками, а школа помогла с костюмами, но в целом собственное катание для меня — это скорее хобби. В этом иногда бывает проблема.

— Какого плана?

— У всех случаются периоды, когда тренировки перестают доставлять удовольствие. И вот тут в голове начинается чистая математика: сколько денег можно было бы заработать, если не тратить несколько часов в день на то, чтобы приехать на каток, размяться в зале, час покататься на льду, вернуться домой...

— Какой результат в этом сезоне вас устроил бы?

— Я вообще не думаю о местах, поскольку не только от нас это зависит. Но и от того, как нас будут судить, как будут кататься другие пары, как сложатся обстоятельства. Мне хотелось бы достичь нашего с Тасей возможного максимума. Чтобы ничто этому не помешало.

— Знаю, что вы уже приглашали на свои прокаты технического специалиста федерации.

— И прокатались не самым удачным образом, к сожалению. Поэтому нам сказали, мол, не расстраивайтесь, ребята, продолжайте тренироваться.

— До того как мы с вами начали разговаривать, Тася сказала, что умеет неплохо передвигаться, стоя на руках, и что стоять на плечах партнёра для неё проще, чем на полу. На льду вы пробовали акробатические связки подобного характера?

— Все вертикальные перевороты у нас сильно ограничены регламентом. Стойку на плечах, которую в своё время, если не ошибаюсь, делала Люба Илюшечкина, сейчас тоже нельзя исполнять: нет такой группы поддержек, к сожалению.

— Получается, Траньков был прав в своих взглядах на парное катание, не слишком приветствуя акробатическую направленность?

— Знаете, я просмотрел за последний год большое количество как юниорских, так и взрослых выступлений и вижу, что очень многие пары стараются так или иначе вносить в программы какие-то акробатические фишечки, интересные перевороты. То есть всеми способами пытаются усложнить то, что уже умеют все. Четверная подкрутка — да, мы тоже пробовали её делать. Стоит ли она того, чтобы включать в программу? Не уверен. Если элемент сделан неидеально, ты не получишь за него больше, чем за ту же тройную подкрутку, выполненную на +5.

— То же самое, наверное, можно сказать о четверных выбросах?

— Они вообще отдельная история. Слишком травмоопасно. Поэтому, насколько помню, Международный союз конькобежцев и снизил стоимость этого элемента. Чтобы не стимулировать в спортсменах чрезмерное желание его исполнять. И всё равно многие начинают пробовать четверные подкрутки и выбросы.

— А что предложили бы изменить в парном катании вы, если бы получили такую возможность?

— Во-первых, спуск с подкрутки. Мы с Дашей, когда катались вместе, старались максимально его разнообразить в рамках правил, но можно придумать ещё много чего интересного, если снять ограничения. Во-вторых, разрешил бы больше позиций в поддержках и поднял бы стоимость подкруток и выбросов. Говорю сейчас не с позиции того, что умею делать я сам, а просто должно же быть в парном катании какое-то развитие? Катать то, что уже много раз повторял, просто скучно.