«Девочка не выдержала и психанула»: Кожевникова — о побеге Горбачёвой, насилии над спортсменами и негативной стимуляции
Кожевникова — о побеге Горбачёвой, насилии над спортсменами и негативной стимуляции
— Мы с вами уже не раз поднимали в беседах тему как ранней спортивной специализации, так и того, что психика атлета не может бесконечно выдерживать многократный и сильный стресс. Нашумевший побег Алины Горбачёвой — следствие именно этих процессов?
— Говорить о конкретном случае, не зная всех деталей, было бы не очень корректно. Но первая мысль, пришедшая мне в голову, была именно такой: что-то послужило триггером, который высвободил долго копившееся напряжение. Девочка не выдержала и психанула. Если взрослые люди хотят от несовершеннолетнего атлета результата и пытаются обосновывать это нечестными способами, рассказывая о том, что спорт — это деньги, слава, социальный лифт и так далее, значит, они должны понять, как канализировать эмоции, рождающиеся под хронической перегрузкой. Если этого не делается, наступает срыв.
Я говорю сейчас не о конкретном случае, а о тех процессах, которые имеют место в спорте в целом и в фигурном катании в частности. В этом виде неадекватная нагрузка даётся рано, существует много токсичных способов заставить ребёнка её выполнять. И это всегда вызывает очень сильные эмоции. Если человек не умеет их регулировать, он начинает справляться с ситуацией так, как умеет. Реагирует уходами из дома, отказом подчиняться, вплоть до суицидальных попыток или их имитации.
— Мы обе, полагаю, неплохо знаем, что большинство конфликтов и инцидентов в большом спорте просто замалчиваются. Но ведь это не может продолжаться до бесконечности?
— Нет. Большинство отчётливо знают, что это зло, но не находят в себе силы действовать по-другому — строить тренировочный процесс на ненасильственных методах. Я уже не первый год читаю психологические курсы на платформе Российского международного олимпийского университета для тренеров и управленцев. На одном из таких однажды присутствовала директор школы по фигурному катанию, и она пригласила прочитать его тренерам и родителям. Я согласилась, но возникла удивительная ситуация.
— На лекцию никто не пришёл?
— Мобилизовать тренеров прослушать её добровольно так и не удалось, а принуждать их к этому, рассуждая о теме насилия, не хотелось. Родители же сразу стали спрашивать, знают ли эту информацию специалисты. То есть начался перевод стрелок.
— Что было дальше?
— На второй день родителей в аудитории тоже не было.
— На ваш взгляд, в чём причина?
— На лекциях я объясняю суть процессов, происходящих при ранней специализации, с позиции биологической природы человека. А против неё, как известно, не попрёшь. Это признанная наукой данность, никакой обесценивающий аргумент не может её обнулить. Другими словами, позиция «сама дура, и вообще, у нас всё по-другому» здесь не катит. Поэтому сначала люди начинают слушать с интересом, потом им становится грустно и страшно от понимания, что ситуация действительно такова и таковой останется, а потом они просто начинают успокаивать себя: мол, уже встали на эти рельсы и прошли слишком большой кусок пути. В подобном случае действительно проще зажмуриться, заткнуть уши — ничего не видеть и не слышать.
— А проблема продолжает нарастать.
— Да. Соответственно, начинается перекидывание ответственности с родителей на тренера и наоборот. Подсознательно все хотят, чтобы кто-то другой навёл порядок. Это нормальный способ защиты собственной психики с помощью отрицания: я не признаю наличия проблемы, значит, её нет.
Но она существует. Есть гимнастка Александра Солдатова, которая якобы пыталась уйти из жизни, есть Алина Горбачёва, есть десятки подобных случаев. В большинстве своём они так и остаются за кадром — эпизодами локальных семейных драм.
— Что именно вы стараетесь донести до людей, когда читаете лекции?
— Знание базовых биологических законов и возрастных закономерностей. Мы, люди, — групповые животные. Мы рождаемся уязвимыми, нуждаемся в защите и функционируем эффективно, только если о нас заботятся. Критика и агрессия вызывают обширную стресс-реакцию, разрушающую функциональность.
Что такое ранняя специализация? Это когда уже с трёх — шести лет работа направлена на результат. Значит, ребёнок столкнётся с требованиями, которые он ещё не может ни понять, ни обосновать: у него ещё нет таких когнитивных способностей, они появятся только к 12 годам. Болезненная нагрузка, пугающее поведение близких взрослых, недостаток восстановления, недоедание, помноженные на многолетнюю регулярность, — вот вам стандартный набор факторов психической травмы. Следом почти наверняка возникает диссоциативная симптоматика.
— Термин, который имеет смысл объяснить простыми словами.
— Это когда личность человека от невозможности переработать пугающие воспоминания и аффекты распадается на части и они начинают жить своей жизнью, управляя действиями человека. При попытке «перепрожить» травму в более взрослом возрасте искажается восприятие окружающих людей, нагрузки, пропадает способность мыслить рационально, нарушается моторика, возникает сильный страх. Находясь в таком состоянии, человек теряет способность управлять своими поступками. Пытается не решить проблему, а убежать от неё. Все его действия направлены на то, чтобы спастись.
Мы не знаем всей информации, но, возможно, с Алиной произошло именно это. Быть может, что-то её напугало или разозлило, и включился импульс: бежать! Причём я совершенно не исключаю, что, успокоившись, она может сильно удивиться совершённым ею поступкам.
— «Токсичного» наставника подобные проявления могут волновать?
— Как ни цинично звучит, многим это действительно «до лампочки». Но вышеупомянутая симптоматика разрушает способность атлета соревноваться и выдерживать тренировочные нагрузки. А вот это уже должно напрячь любого наставника.
— Правильно ли я понимаю: поставив раннюю специализацию на поток, на выходе мы рискуем получить людей с серьёзными психическими отклонениями?
— Да. С высоким риском личностных расстройств, межличностных проблем, когда у человека изначально нарушен механизм привязанности и впоследствии ему становится трудно сохранять здоровый контакт с другими людьми, обеспечивать себе здоровую защиту от насилия и пренебрежения. С трудностями в регуляции эмоций. С расстройством пищевого поведения и ещё великим множеством проблем.
— Получается, должно случиться ещё несколько чрезвычайных происшествий, прежде чем люди начнут адекватно воспринимать реальность и задумываться о последствиях?
— Должен действительно сформироваться объём публично озвученной информации. Чтобы от неё уже было трудно отмахнуться, просто заткнув уши. Я сама согласилась с вами поговорить на эту тему только потому, что считаю необходимым вложить посильную лепту в то, чтобы ситуация сдвинулась с мёртвой точки.
— Много раз слышала, что спортсмены, которые вырастают в условиях очень жёсткой дрессуры и насилия, остаются неадекватными в работе, даже сменив группу и попав в более мягкую обстановку. При любом, даже вполне спокойном, замечании со стороны начинают истерить, кататься по полу, биться головой о стены, наносить себе травмы.
— Всё, что вы описываете, я бы интерпретировала как классическую стрессовую реакцию на чрезмерную, плохо переносимую нагрузку. Когда ребёнок впервые столкнулся с физическим и эмоциональным насилием, у него формируется когнитивная схема «ожидание насилия», и она искажает восприятие нагрузки в целом. Человек начинает даже не столько думать, сколько интуитивно чувствовать: нагрузка опасна и назначающие её люди — тоже.
Иногда уровень угрозы воспринимается настолько остро, что срабатывают именно такие защитные виды поведения. Активируется неуправляемая реакция, когда человек может биться в панике, не спать по ночам, выбросить коньки и убежать с тренировки, начать кидаться на людей или, наоборот, впасть в полную апатию — всё это абсолютно укладывается в схему биологических защитных реакций «бей, беги, замри».
Если атлет пришёл к тренеру из группы, где успел пережить всё то, о чём мы с вами говорим, то и более мягкого специалиста он воспринимает искажённо, продолжает видеть ситуацию глазами маленького травмированного ребёнка.
— И всё же, что должно произойти, чтобы подобные вещи перестали умалчиваться?
— Помните, пару лет назад я переправляла вам материал о швейцарских гимнастках-художницах, с которыми работали болгарские тренеры? Несколько лет о насилии внутри группы все молчали. Ситуация сдвинулась с мёртвой точки только после того, как сначала одна девочка, а за ней ещё несколько дали интервью, а следом и показания в суде.
То есть сначала должны появиться публичные свидетельства. А потом уже — реакция на них.
— Но вы же понимаете, что дети боятся?
— Они и в Швейцарии боялись, и в Америке, когда там разворачивался скандал, связанный с насилием в спортивной гимнастике. Здесь очень важна тема круговой поруки. Почему эти виды спорта продолжают существовать в том виде, о котором мы говорим? Причина в банальной жадности. У родителей, что приводят детей в художественную гимнастику или фигурное катание, существуют определённые амбиции, ожидания, азарт выиграть своей «семейной системой» конкуренцию у огромного количества аналогичных в огромной стране. По мере того как они погружаются в этот процесс, ставки увеличиваются — и жадность тоже растёт.
Система начинает поглощать прежде всего родителей. Они становятся «подельниками» не только специалиста, но и повсеместно практикуемой насильственной методики. А жалость и любовь к собственному ребёнку, чувство страха за него — уходят на второй план.
— Но ведь в системе бывают и исключения?
— Да, но их меньшинство. В спорте действительно встречаются атлеты с феноменально прочной психикой. Такие сами пашут, и орать на них не нужно в принципе. Если же наставник начинает кричать на ученика, это признак того, что психика спортсмена не слишком сильна, он хотел бы, но не справляется с этим стрессом. Ей страшно, она сопротивляется работе. И тогда тренер и родитель прибегают к агрессии. При этом специалист должен понимать: чем активнее он использует в работе негативную стимуляцию, тем сильнее провоцирует приближение автономной стрессовой реакции, а ею будет уже невозможно управлять. И возникает вопрос: зачем мы всё это делаем?
— У вас есть ответ?
— Делаем мы это по двум причинам. Во-первых, нас так научили и лень переучиваться, изучать биологические процессы, строить тренировки на эффективных методах стимуляции. Во-вторых, как опекунам и тренерам, нам не хочется переваривать собственные эмоции, возникающие в работе с сопротивляющимся атлетом, которого мы сами травмировали и сделали таким. Когда мать или тренер бьют ребёнка, они ведь делают это не потому, что хотят его стимулировать. Таким образом они избавляются от собственных досады, стыда и беспомощности. Это укладывается в сознание нормального человека? У меня нет.
Каждый раз хочется спросить у людей: чего вы добиваетесь? Если у вашего ребёнка от природы психика сверхчеловека, он выдержит любую нагрузку и выиграет любой старт. Во всех других случаях человеку, согласно биологическим законам, нужна поддержка, а не агрессия. Критикуя и наказывая, вы будете его больше травмировать, запуская стрессовые реакции снова и снова. Спортсмен же будет продолжать терять эффективность на каждом новом витке карьеры. Стандартный финал — в самую ответственную минуту сломается.
А главное, ради чего всё это? Ни один здравомыслящий бизнесмен не инвестировал бы в опцион «одна золотая медаль на восемь миллиардов человек раз в четыре года с почти обязательными сопутствующими осложнениями от переедания до суицида». Родители же продолжают играть в эту рулетку. Вот как выглядит процесс, если разложить его по полкам.
— И где альтернатива?
— Её должен найти для себя каждый человек, перед которым разворачивается эта картинка. Но пока люди выбирают наиболее простой выход — заткнуть уши и закрыть глаза.
- Друг Горбачёвой: Алина очень сильно устала и не могла хорошо прыгать четверные
- Дядя Горбачёвой: она просто шла на тренировку к другому специалисту
- Фигуристка Горбачёва рассказала о хороших результатах обследования перед прокатами
- Горбачёва заявила, что её никогда не били и не унижали тренеры
- Горбачёва: не могу уйти домой, тренеры удерживают меня