«Спарринг мне не нужен»: Терентьев — об особенностях тренировок, тактике бега, борьбе с Клебо и увлечении шахматами

— Когда в лыжных гонках только появился Йоханнес Клебо, он запоминался прежде всего своей манерой бегать на лыжах в подъём. Вы стали активно использовать этот приём, подсмотрев его у норвежца?

— Впервые я увидел такой бег в подъём не у Клебо, а у Петтера Нортуга. Он так бегал в 2015-м на чемпионате мира в Фалуне. Я просмотрел запись тех забегов позже и как раз тогда задумался, что в спринте этот приём способен неплохо работать: можно не только ходить на лыжах, но и бежать.

— Это сложно физически?

— Я бы сказал, это нарабатывается тренировками. Правда, получается у всех по-разному. У каждого человека в этом плане свои особенности. Мне, как довольно мощному спортсмену, проще вкладываться в прыжки, а кто-то катит значительно быстрее, чем бегает. Здесь кому как удобнее. Просто, когда забегаешь в подъём прыжками, начинают работать совсем другие мышцы, приводящие. К этому тоже нужно привыкнуть.

— Вы как-то сказали, мол, тренеру Юрию Бородавко не всегда нравится ваша тактика, хоть она и приносит результат. Можете более подробно объяснить, о чём речь?

— Когда всё время идёшь по дистанции первым, кто-то может тебя обогнать не потому, что сильнее, а просто, допустим, у человека лучше работают лыжи. Сейчас лыжные гонки стали предельно контактными, подготовка лыж имеет колоссальное значение, и на спусках можно отыграть весь тот запас, который я обеспечиваю себе на подъёмах достаточно большими усилиями.

— То есть Бородавко вообще не сторонник как можно раньше вырываться в лидеры и вести гонку?

— Да, и иногда я с ним согласен. Но здесь всё зависит от самочувствия и рельефа трассы.

— А вообще в лыжах есть понятие какого-то «неберущегося» расстояния, когда понимаешь: не нужно даже пытаться догнать того, кто идёт впереди?

— Это всё очень условно. Зависит от большого количества факторов: как идёшь ты сам, как идёт лидер, какой длины дистанция.

— До сих пор помню ваш забег в финской Руке в 2021-м, когда на финишном подъёме вы обошли Клебо. Что происходило в тот момент в голове?

— Думал ли я, что сейчас обгоню норвежца? Нет. Все мысли были только о том, что этот подъём — последний и надо выложиться по максимуму. Выдать всё. Я вообще, честно говоря, никого вокруг себя на видел. Смотрел в одну точку впереди себя и работал. В этот момент было вообще неважно, кто находится рядом.

— Тем не менее эту победу многие считают достаточно знаковой в вашей карьере.

— Ну так это просто была моя первая победа, на первом этапе Кубка мира в сезоне, да ещё с таким отрывом от Клебо и, соответственно, очень яркими эмоциями болельщиков. Все почему-то посчитали, что так теперь должно быть всегда. Но после той гонки был всего один классический спринт на этапе «Тур де Ски» в Оберстдорфе, когда я упал, и после этого мы с Клебо в спринте больше не пересекались. Командный спринт на Олимпиаде — это всё-таки было совсем другое. А вот именно друг против друга мы с Йоханнесом больше не бегали.

— Выиграть первую контрольную спринтерскую гонку этого сезона в Ханты-Мансийске для вас было принципиально?

— Не то чтобы принципиально, но да, хотелось начать сезон с приятной ноты. Такая победа — всего лишь показатель правильной работы, которая начинает выливаться в хороший результат. Значит, дальше нужно просто продолжать разгоняться и выходить на ещё более высокие скорости.

— По мнению Бородавко, лыжник должен стремиться быть универсалом. Вы же ярко выраженный спринтер. Получается, на вас позиция тренера не распространяется?

— Мы два или три года пытались работать в этом направлении. Но не идёт. Я могу бегать дистанционные гонки, иногда даже неплохо, но даже в лучшем случае это будет пятое или шестое место на финише. Мы неоднократно обсуждали это с Юрием Викторовичем и сошлись на том, что лучше быть хорошим спринтером, чем посредственным дистанционщиком.

— Получается, вам на руку решение Международной лыжной федерации уравнять этапы мужских эстафет с женскими?

— Посмотрим. На соревнованиях в России пока такого равенства нет.

— «Мельница», то есть забегание в подъём, по-прежнему остаётся вашим главным оружием, но вы говорили о необходимости улучшать многие другие качества. Какие именно?

— Есть момент, который наиболее сильно мне мешает. Я иногда слишком сильно закрепощаюсь в ходе гонки, не даю мышцам расслабиться. А в спринте очень важно уметь это делать. Тогда сохраняется амплитуда, но при этом движения остаются мощными и резкими. Но мы постоянно работаем над способностью поймать момент расслабления, запомнить его, довести до автоматизма.

— По убеждению вашего коллеги по лыжным гонкам Савелия Коростелёва, сильной стороной лыжника должно быть умение работать на спусках. Мол, когда убегаешь от соперников в подъём, затрачиваешь гораздо больше энергии, чем для побега на выходе с подъёма, на уходе на спуск, на равнине. А силы нужно уметь экономить. Согласны с этим?

— Не уверен. Для этого нужно прежде всего, чтобы лыжи работали лучше, чем у тех, с кем ты соревнуешься. Даже если первым садишься на спуск, шанс от всех уехать довольно невелик, на мой взгляд.

— Выступая внутри страны, лыжникам, как и биатлонистам, зачастую приходится соревноваться на очень «тупом», медленном снегу. Где состояние покрытия более критично — в спринте или на дистанции?

— Дистанционщик наверняка ответит про спринт, а спринтер скажет про дистанцию. На самом деле, если снег проблемный, это одинаково ощущается и там, и там. Другой вопрос, что не все спринтеры способны так же эффективно работать на «тупом» снегу, как на быстром. В одном случае ты бежишь круг, допустим, за три минуты, а в другом за 4,30. То есть расстояние одно и то же, а работать приходится в два раза больше. И это уже предъявляет иные требования к готовности мышц.

— Самый паршивый снег на вашей памяти где был?

— Ну, не сказать, что самый паршивый, но, например, когда мы бегали в конце прошлого сезона на чемпионате России в Тюмени, там по погоде уже был большой плюс, а это для состояния снега даже хуже, чем когда большой минус. Трасса разбивается в кашу, снег налипает на лыжи, они начинают проваливаться, пропадает скольжение. Девочки по такому снегу, бывает, за пять минут круг бегут — для них спринт в таких условиях превращается почти в дистанционную гонку.

— Создавая в своё время спринтерскую группу внутри лыжной сборной, Юрий Каминский настаивал на необходимости постоянного спарринга для спортсменов.

— У меня нет спарринга. Все интервальные работы я уже третий год делаю один.

— И никогда не хотелось иметь при этом партнёра рядом?

— Мне это просто не нужно. Кому-то, возможно, не хватает мотивации тренироваться в одиночку, но я умею соревноваться сам с собой. Умею заставить себя ускориться на максимум без каких-то сторонних стимулов.

— Какие бывают страхи на дистанции?

— Упасть.

— А вообще вы сильно нервничаете в соревнованиях?

— Когда как. Опять же всё зависит от самочувствия. Если оно не слишком хорошее, понятно, волнуешься за результат. Но это только до старта. Когда я бегал по юношам, мне мой первый тренер как-то сказал: «Ты, Санёк, вообще не думай о результате. Думай только о том, чтобы выложиться, показать свой максимум. А место какое будет, такое и будет». Эти слова запомнились очень сильно. И очень помогают на самом деле, когда волнение по каким-то причинам становится чрезмерным.

— Лыжников принято считать людьми, большая часть жизни которых проходит в каких-то лесах, в отрыве от цивилизации. У вас же в соцсетях — рояль, шахматы.

— Если вы имеете в виду тот ролик, где я играю на пианино, это было не всерьёз. Просто мы с Наташей (Терентьевой. — RT) заехали в гостиничный номер после того, как поженились, а там стоит инструмент. Вот я и попытался что-то изобразить. А в шахматы научился неплохо играть благодаря бабушке.

— На лыжне это умение помогает?

— Скорее помогает переключиться, разгрузить голову после лыж. Это всего лишь хобби.

— А вообще в ходе спринта просчитывать много чего приходится?

— Прежде всего ты должен уметь просчитывать собственные силы. Некоторые уходят со старта на максимуме. И чётко видно, как по ходу дистанции человек потихоньку замедляется и встаёт. А нужно ведь наоборот. Сохранить максимум энергии на финиш, но при этом разложить силы таким образом, чтобы не отпустить соперников со старта слишком далеко.

— Применительно к спринту вам ближе классика или конёк?

— Классика, конечно. Во всяком случае пока свои лучшие гонки я провожу именно этим стилем. На Олимпиаде в Пекине я, правда, и коньком прошёл так, что даже сам удивился, но по прошлому сезону классика явно имела преимущество.

— На этапах Кубка России вы собираетесь сочетать спринтерские и дистанционные гонки?

— Естественно, я намерен сделать упор на спринты. В отношении всего остального это уже как сил хватит. Но по мере возможности буду бегать.

— А зачем? Что более длинные гонки дают спринтеру?

— Прежде всего выносливость. Всё-таки спринт — это не один старт, а четыре. Как у нас любят говорить, хорошо пробежать пролог способен каждый, добраться до полуфинала — не каждый, а выступить в финале могут только шестеро. Поэтому без выносливости в спринте делать нечего.