«В Москве встречали как Гагарина»: Борзаковский — о легендарной победе в беге на 800 метров на Олимпиаде в Афинах

«Готовился к Олимпиаде в Афинах в пионерском лагере»

— Вас не удивил такой повод для встречи — 15 лет с победы на Олимпийских играх?

— Нет, многие обращались по этому поводу. Всё-таки дата знаменательная, мини-юбилей.

— Пятилетие и десятилетие со дня золотого забега в Афинах раньше отмечали?

— Пять лет не праздновал, а вот десять — удалось. В тот год я завершал спортивную карьеру и уже не тренировался специализированно под какие-то соревнования, а просто выходил бегать кроссы. Поэтому устроил себе длинный забег, преодолел около 23 км, если память не изменяет. Решил просто «половинку» пробежать, отметив таким образом десятилетие победы.

— А на ближайшую среду какие запланированы мероприятия?

— Об этом ещё не думал (разговор состоялся 26 августа. — RT). Возможно, соберутся друзья, многие уже звонили и интересовались: «У тебя же через пару-тройку дней очередной юбилей». Думаю, просто соберёмся, посидим, переживём снова те приятные мгновения.

— Как складывался ваш сезон перед Олимпиадой в Афинах?

— На мой взгляд, всё шло очень хорошо. Мы с тренером Вячеславом Евстратовым очень грамотно разложили подготовку не просто одного календарного года, а всего цикла — с 2000-го по 2004-й. Тренер сделал колоссальную раскладку тренировочных мероприятий и самого подхода к соревнованиям. Пик должен был прийтись на Олимпийские игры, и у нас всё получилось. Я ехал в Афины в роли тёмной лошадки, никто на меня не ставил. Но я ехал за золотой медалью.

— Как строилась подготовка тем летом? Учитывали августовскую жару в столице Греции?

— Всё проходило традиционно. Мы вели подготовку в разных местах. Главный сбор прошёл в Чебоксарах, в пионерском лагере «Росинка» на противоположном берегу Волги. Основную часть тренировок перед Олимпийскими играми я провёл именно там. А до этого готовились в Киргизии, Кисловодске, и был ещё сбор в Туле непосредственно перед вылетом в Афины. Всё сложилось идеально, мы подошли к стопроцентному пику формы.

— В то время вы говорили, что главная цель — выход в финал забега на 800 м, хотя уже добивались этого четырьмя годами ранее в Сиднее…

— Наверное, любой спортсмен в первую очередь ставит перед собой именно эту задачу, а дальше уже, мол, разберёмся. Чтобы бороться за призовые места, надо ещё отобраться в восьмёрку лучших, которая поведёт разборки между собой.

— В 2002 году вы много бегали 400 м. Многие даже думали, что вы на Олимпиаде и в эстафете на круг побежите. Заработанные тогда спринтерские навыки сильно помогли в золотом финале?

— В этом и заключалась суть четырёхлетней подготовки. После Игр в Сиднее мы сделали выводы и внесли коррективы в план. Один год надо было уделить спринту, другой — выносливости, а какой-то — непосредственно скоростной выносливости с акцентом на 800 м.

В 2001 году моим приоритетом была зима, и тогда я выиграл чемпионат мира. Лето мы пропускали, сосредоточились только на одноразовых стартах, а не на официальных с тремя забегами. Таким образом дали организму отдохнуть. Потом акцент сделали на спринте, я бегал 400 м, стал серебряным призёром в эстафете на чемпионате Европы. А в 2003-м я много выступал уже на 1500 м, но на чемпионате мира в Париже бежал уже свою коронную дистанцию. Нужна была своего рода репетиция. Мы не зря это сделали, у меня тогда была тактическая ошибка, которую учёл через год.

«Заснуть перед финалом помогла виртуальная прогулка с сыном»

— Как вас встретили Афины, какое впечатление оставила организация соревнований?

— Тогда действительно было жарко в дневное время, но вечером температура спадала до 23—25 °С. На погоду не жалуюсь, мы же все в одинаковых условиях бежали, а не в разных местах. В Олимпийской деревне было всё прекрасно, условия и проживание были хорошими. Тренировочный стадион в деревне тоже меня устраивал. Минусов в организации я не видел, одни плюсы.

— Вы тогда приехали довольно поздно, непосредственно к первому же забегу. С чем это было связано?

— Наверное, 80% спортсменов поступают схожим образом. У меня есть свой период акклиматизации — на пятый день, куда бы я ни прилетал, приходятся самые провальные результаты. Не могу сосредоточиться на финише, нормально бежать по прямой. Как правило, мы составляли расписание так, чтобы пятый день оказывался между полуфиналом и финалом. А как раз на шестой день, финальный, я чувствовал себя прекрасно, мог выйти и бороться за медали.

— В беге на 800 м самой коварной стадией считаются полуфиналы. Иногда третьего места в нём бывает недостаточно для продолжения борьбы. Сильно волновались тогда?

— Волнение присутствовало у каждого, у меня оно было и перед предварительным забегом. Каждый раз ставилась простая цель: выйти в следующий круг, оказаться на финише одним из двух лучших или выиграть.

— Насколько подробно помните события 28 августа 2004 года?

— Очень хорошо помню всё, что было перед стартом. Накануне я плохо спал из-за урагана. Я человек метеозависимый и всю ночь проворочался. Думал, что отосплюсь днём, всё равно же финал был запланирован на поздний вечер. Но снова было тяжело уснуть, потому что начался предстартовый мандраж. Весь день пытался найти положение и расслабиться, но одна вещь мне помогла — это мысли о сыне. Я тогда представил, что с ним гуляю где-то по лесу, и моментально отключился. Проспал три часа, сам встал без будильника, выспался и поехал на стадион с полной уверенностью, что смогу себя реализовать.

— Фаворитом забега был выступавший за Данию кениец Уилсон Кипкетер, который к тому моменту выиграл всё, кроме Олимпийских игр. Ждали встречи с ним?

— Конечно. Весь мой четырёхлетний период подготовки строился в том числе вокруг преодоления психологического барьера перед своим кумиром. С детства я восхищался его бегом на 800 м. Мне было тяжело обыграть Кипкетера психологически. Когда мы бежали в олимпийском финале 2000 года, то я, наверное, перегорел. Всего три года назад смотрел с открытым ртом, как он бьёт мировые рекорды, а теперь стою с ним на одной дорожке. Мне удалось перебороть эту психологическую давку, и в Афинах уже ощущал Уилсона как своего соперника, с которым можно бороться и которого можно обыгрывать. Это я с ним и сделал.

«За 120 м до финиша осознал, что выиграть реально»

— Обижался ли он на вас из-за того, что вы помешали ему выиграть олимпийское золото?

— Нисколько. В 2014 году он приезжал на мемориал Знаменских амбассадором, и так совпало, что это было незадолго до десятой годовщины нашего забега. Я воспользовался случаем и пригласил его к себе домой, мы поужинали и как раз вспоминали тот момент на финишной прямой. Он шутил, что специально мне поддался и спустя десять лет уже можно в этом признаться. (Смеётся.) Но на самом деле, разумеется, всё было серьёзно.

— Кипкетер признал, что с другими бегунами слишком рано рванул на финиш, и фактически вы этим воспользовались?

— Да, это была их большая тактическая ошибка. На чемпионате мира в 2003-м её допустил я — рванул во всю силу и проиграл две сотые секунды. В этот раз за 300 м до финиша на всю катушку понеслись Уилсон Кипкетер, Уилфред Бунгеи, Мбулаени Мулаудзи и Джабир Саид-Герни. Я понимал, что если включусь за ними на тех же скоростях, то будет тяжело на финише. И им действительно пришлось тяжело, а я на последней стометровке включил весь свой резерв. За 20—30 м до финиша я их накрыл.

— Насколько велик был соблазн начать погоню за ними?

— Я полностью контролировал тот бег, подошёл к нему с холодной головой. Даже поймал себя на одной мысли перед стартом финала.

Посмотрел назад, на ребят, вперёд и подумал: «А чем в принципе этот забег отличается от всех остальных? Да ничем же. Я у каждого из них выигрывал. Да, это Олимпиада, она проходит раз в четыре года, но не нужно на этом зацикливаться. Нужно просто сделать своё дело, воспользоваться шансом и выиграть так, как я это делал раньше».

Такой психологический настрой помог мне очень сильно.

— Вы ещё до финиша поняли, что обгоните всех соперников?

— В «клетках» понимал только то, что точно буду в первой тройке. А вот за 120 м до финиша осознал, что выиграть золотую медаль реально, и при выходе на финишную прямую включился на полную мощь.

— Вы ведь победно вскинули руки ещё до финиша…

— Это произошло непроизвольно, хотя боковым зрением видел, что обгоняю соперников. Этот момент не передать словами. Было ощущение, что кто-то толкает в спину — так много эмоций, так много адреналина! Меня просто несло, по-хорошему.

«Когда вручили флаг, я был в полуобморочном состоянии»

— Никогда не интересовались, сколько метров на самом деле пробежали в том финале?

— Да, мне приходилось обгонять по второй дорожке. Но я никогда на этом не зацикливался. Всегда строил тактику на бег так, чтобы не сбиваться со своего ритма. Я мог пробежать 810 или 815 м. Главное, чтобы был ровный ритм. Это гораздо лучше, чем пробежать 801 м, но в рваном темпе, потому что на финише это сильно сказывается.

— Когда в последний раз пересматривали забег?

— Совсем недавно, на прошлой неделе. Периодически показываю технику бега ребятам, своему сыну Ярославу. Он потихонечку идёт по моим стопам. Так что часто вижу тот финал.

— Раньше вы его не пересматривали, говорили, что тренироваться мешает…

— Сейчас уже не тренируюсь, бегаю только для себя, для поддержания формы, поэтому уже можно. В конце концов, это приятные воспоминания.

— Вы осознавали, каким событием стала ваша победа? Возможно, вы, как болельщик, такое могли испытать только тогда, когда Сергей Шубенков выиграл чемпионат мира в 2015 году…

— Спустя примерно месяц ощутил, что же я тогда сделал. Выиграть Олимпиаду было моей мечтой, за которой я следовал с 1997 года. Вот она сбылась, и осознание пришло спустя месяц, когда вернулся домой, а в Шереметьеве встречали (может, громко будет сказано), как Юрия Гагарина, который тоже что-то сделал впервые, чего ещё никто никогда не делал. Ощущения были именно такие.

— Что происходило в тот день после финала, как засыпали?

— Сдал допинг-контроль, анализ крови, а на следующий день к обеду вышел на тренировки, потому что были ещё старты. Но через день вернулся домой и понял, что больше нет смысла делать старты. Я был на разрыв у телекомпаний, нужно было везде присутствовать. Тогда отказался от соревнований, чтобы дать возможность всем пообщаться вдоволь и посвятить свою победу стране.

— Чьё поздравление было самым неожиданным или приятным, какое больше всего запомнилось?

— Много было сообщений от друзей, но в первую очередь меня поздравил мой наставник. Когда я финишировал, на дорожку выбежал наш старший тренер, вручил мне флаг, пока я был в полуобморочном состоянии. Пошёл делать круг почёта и нашёл Евстратова, получил поздравления от него. После допинг-контроля меня ещё поздравил весь тренерский штаб сборной, и уже потом были тысячи звонков от близких, друзей. Было приятно.

«Может, где-нибудь в глубинке живёт тот, кто пробежит быстрее меня»

— Финальный забег на Олимпиаде получился тактическим. А с определённым временем вам когда-нибудь хотелось победить?

— Мы никогда с тренером не ставили задачу показать высокий результат. Основной целью на протяжении 16 лет было долго оставаться в спорте и выиграть как можно больше стартов независимо от показанных секунд. У меня нет явных забегов на результат, хотя и удавалось показывать неслабые секунды — летом личный рекорд у меня 1:42,47, а зимой — 1:44,15. Совсем недавно пересматривал свой зимний забег, и там видно было, что бежал с отрывом в 25 м от второго места и бросил в конце. То же самое было с летним рекордом, расслабился, когда понял, что выигрываю.

— Вы владеете третьим результатом в истории среди европейцев на коронной для себя дистанции. Это предмет для гордости или всё же нет?

— Разумеется, безумно приятно быть одним из лучших. Особенно учитывая тот факт, что два других принадлежат величайшим спортсменам своих эпох — Себастьяну Коу и кумиру моего детства — Кипкетеру. Не будь Уилсон натурализованным датчанином, я и вовсе стал бы вторым на континенте после британца. Но и нынешний статус меня устраивает — что есть, то есть.

— Выбежит ли кто-нибудь когда-нибудь 800 м из 100 с?

— Думаю, что всё реально. Дэвид Рудиша это показал, его рекорд мира составляет 1:40,91. Это очень здорово, потому что у него не было пейсмейкеров. С ними результат был бы выше, а он сам взял и пробежал.

Вообще мы когда-то с тренером прорабатывали тактику бега по 200-метровой дорожке с четырьмя кругами по 25 с, как раз в сумме получилось бы 1:40. Мы задумывались о том, что появится кто-то из сильнейших бегунов и придётся бороться на этом уровне. Но в итоге так и не реализовали ту идею.

— В вашем четырёхлетнем цикле подготовки был пункт, как готовиться к собственной победе? Где после неё черпать мотивацию, как потом продолжать бегать?

— Ни в коем случае не было вопросов таких, звезду я не поймал. Когда стоял на пьедестале, то в первую очередь думал о сыне, как он мне приснился. Когда приехал домой, то даже медаль на него повесил. В тот момент я понимал, что спортивная жизнь не заканчивается и нужно готовиться к следующей Олимпиаде.

— Вы именно тогда, после победы заразили его бегом, или это уже произошло позднее?

— Глядя на меня, он по-хорошему болеет нашим видом спорта и бегом на 800 м. Ещё грудным ребёнком он постоянно присутствовал на стадионе. Видимо, так он и заразился и благодаря этому теперь тренируется.

— Вы представляли, что и других детей заразите лёгкой атлетикой?

— Тогда действительно произошёл приток детей в школы. Была статистика о том, что на чемпионатах и первенствах России сразу появилось больше людей на средних дистанциях. Приятно осознавать свою причастность.

— Что должно произойти, чтобы в России появился ещё один такой бегун, как вы?

— Много факторов должно сойтись. Я уверен, что такие люди есть, просто мы не можем их найти. Может, в глубинке живёт кто-то, кто мог бы пробежать быстрее меня, я был бы этому только рад. Будем заниматься поиском. Второй немаловажный фактор — это тренер, с которым сложится удачный тандем ученика и учителя и будет полное доверие.

— Где сейчас хранится ваша золотая олимпийская медаль?

— Она дома, всегда держу при себе и периодически показываю на разных уроках и встречах. Недавно была презентация новых кроссовок, там собрались молодые бегуны, и ребятам было приятно увидеть награду.