«Хочется попробовать иной стиль»: Жулин о планах на предолимпийский сезон, нововведениях в правилах и своих мемуарах

— У вас была возможность вывезти своих подопечных в «Новогорск», вы отказались. Почему?

— Честно? Побоялся ехать с ребятами в столь большую толпу. В «Новогорск» ведь при первой же возможности отправились чуть ли не все сборные. И второе, что мне очень не понравилось, — что всем приехавшим предстоит на месяц оказаться в полной изоляции от внешнего мира: приехал — тебя закрыли на месяц, и уже никуда не выйти. А у меня двое маленьких детей — вторая дочка родилась в апреле. Оставить жену в одиночестве я просто не готов.

— Означает ли этот шаг, что льда вы не увидите ещё довольно долго?

— Лёд есть на «Москвиче», где мы уже договорились о тренировках. В понедельник прошли тесты, если результаты будут в порядке, начнём кататься. Понятно, что будут некоторые ограничения, но к ним мы готовы.

— Ограничения по количеству людей на льду?

— Не только. И по возрасту тоже. К тренировкам будут допущены только те спортсмены, кому уже исполнилось 18 лет.

— В чём смысл затеи?

— Не ко мне вопрос. Смысла в том, что сейчас происходит в Москве, и так не слишком много. Метро работает, народу в нём полно, но при этом гулять нужно по расписанию.

— В каком формате вы поддерживали отношения со спортсменами во время пандемии?

— Вика с Никитой (Синицина и Кацалапов. — RT) много бегали, дома у них есть беговая дорожка, работали над растяжкой и находятся в совершенно нормальной рабочей форме. Раньше мы обычно катались до 25 мая, а готовиться к новому сезону начинали в Москве 15—20 июня. Примерно в те же сроки планируем начать работу, и сейчас главное — быстро восстановить кондиции на льду. Обидно, конечно, что мы, скорее всего, останемся без этапов Гран-при: всё идет к тому, что их отменят.

— Хоть программы не меняй…

— Короткий танец мы менять и не собираемся. Произвольный, думаю, сделаем новый. Всё-таки шесть раз эту программу прокатать в прошлом сезоне успели. А поскольку новый сезон — предолимпийский, хочется чего-то нового, попробовать какой-то иной стиль.

— Есть идеи на этот счёт?

— Идей полно, была бы возможность их реализовать.

— В прежние годы вы летом выезжали на подготовку в другие города, сейчас же, скорее всего, останетесь в Москве.

— Мы не так много куда-то выезжали, кстати. Чаще сидели в «Новогорске». И вообще, мне кажется, что за два месяца спортсмены настолько соскучились по катанию, что нет никакой разницы, где именно кататься. Главное — плавно войти в сезон, без форсирования подготовки и травм.

— Кому, на ваш взгляд, сложнее входить в сезон после длительного перерыва — танцорам или одиночникам?

— Однозначно тем, кто прыгает. Восстанавливать четверные прыжки намного сложнее, чем чоктау и моухоки: я много раз видел этот процесс и знаю, что даже у таких мастеров, каким был Дайсуке Такахаши, в начале сезона прыжков просто нет. Всё приходится нарабатывать заново, а это очень сложная координация. Для того, чтобы прыгать на льду, совершенно недостаточно тех упражнений, которые можно делать на полу.

— Многие спортсмены признаются, что после первого месяца самоизоляции им становилось сложно сохранить нормальное настроение и продолжать работать, не понимая, зачем это делать. Вас депрессивные состояния не посещали?

— С одной стороны, для меня лично два месяца пролетели достаточно быстро, но не могу сказать, что отдохнул, — постоянно испытывал какое-то напряжение, убивала монотонность происходящего. По Вике с Никитой я не замечал, что они как-то «сдулись». Главным было не заболеть, уберечь лёгкие. И главное, что у нас это получилось, хотя я очень боялся за своих. Сами знаете, когда спортсмен набирает высокую форму, его иммунитет сильно ослаблен и человек становится подвержен любым инфекциям.

— Синицина и Кацалапов работали всё это время по своим собственным планам или вы как-то корректировали эти занятия?

— Мне не приходилось сильно контролировать процесс — в плане работы ребята и сами большие профессионалы. Знаю, что они сделали очень большой объём беговой работы, бегали гораздо больше, чем в прошлые сезоны, и, надеюсь, набрали благодаря этому очень приличные функциональные кондиции. Сейчас многое будет зависеть уже не от Вики с Никитой, а от нас, тренеров: какие мы придумаем поддержки, дорожки, насколько эффектной получится программа.

— Знаю, что американские фигуристы активно использовали время самоизоляции для собственного развития: посещали онлайн-курсы по танцам, например.

— Когда у танцора нет возможности кататься, ему, на мой взгляд, полезнее бегать, а не танцевать. Потому что главная проблема в начале сезона заключается не в том, чтобы выполнить какую-то поддержку или другой элемент, а в том, чтобы доехать четырёхминутную программу до конца. Так было всегда, ещё в те времена, когда катался я сам. А это — функциональная подготовка. К счастью, в этом сезоне нас не коснулись изменения в правилах — они затронули только прыжки.

— Судя по интонации, вы к этому относитесь весьма скептически.

— А как можно относиться к тому, что лутц и риттбергер уравняли по стоимости?

— На мой взгляд, это как раз объяснимо, поскольку многие фигуристы прыгают лутц таким образом, что он становится почти неотличим от риттбергера.

— Можно сказать и так.

Но всё равно лутц — это другая скорость, это необходимость держать внешнее ребро до самого конца, это прыжок-противоход, основанный на контрдвижении. Риттбергер таких ощущений не создаёт. Спросите любого фигуриста, какой прыжок сложнее. Почти все, я уверен, назовут лутц. Ну а то, что спортсмен умеет «воровать» на входе в прыжок, — это показатель профессионализма.

— Вы сейчас серьёзно это сказали?

— А почему нет? Когда я вижу недокрученные прыжки, всегда воспринимаю это как техническую ошибку, недостаток исполнения. Всё-таки прыжки должны быть докрученными. Если же фигурист «своровал» какую-то часть прыжка в самом начале, тут можно только восхититься его умением получить преимущество, не нарушая правил. Это же надо додуматься до такого, найти эту лазейку.

— В автобиографической книге, которую вы начали писать, вспоминаете, что многие упражнения, которыми пользуетесь в своих тренировках, подсмотрели ещё у Станислава Жука и Сергея Четверухина. С чего вдруг вы решили взяться за мемуары?

— Показалось, что такая книга может быть интересной. Всё шло очень хорошо, но как только начали отменять ограничения и я почувствовал, что уже скоро можно будет начать тренироваться, мой литературный запал пошёл на убыль. Хотя очень надеюсь, что снова вернусь к этому. Нужно только найти свободное время.

— С просьбами поставить программу к вам кто-то из фигуристов обращался?

— Да, но пришлось отказывать — из-за невозможности нарушать самоизоляцию.

— А если попробовать делать это в онлайне?

— Даже не стал бы пытаться. В моём представлении это сродни резиновым женщинам и безалкогольному пиву. Даже не представляю, как может постановщик работать, не чувствуя человека. Не хочется даже думать о том, что такая необходимость в нашем виде спорта может наступить.

— От чего вы сильнее всего страдали во время пандемии?

— От невозможности поиграть с друзьями в футбол. Дома старался двигаться, но понимал, что с каждым днём лень всё больше забирается в тело. К счастью, не поправился, а наоборот, похудел на 3 кг. Прочитал статью японского нобелевского лауреата о том, что человек должен есть один раз в день, делая суточные перерывы между приёмами пищи, и решил испытать этот метод на себе. Результат мне понравился. Так что пандемия прошла для меня под знаком здорового образа жизни.