«Вожу в машине всё, только гречку забыл взять»: Большунов о коронавирусе, шутках с Клебо, нейтральном флаге и заработках

Когда мы с Большуновым встретились возле телецентра «Останкино», где ему предстояли съёмки в «Вечернем Урганте», я не смогла не задать ему один вопрос: «Лыжи-то вам сейчас зачем?» «Закатываться, — последовал ответ. — Знать бы ещё только где...»

— Ваша страничка в «Википедии» до такой степени изобилует цифрами, что не сразу удаётся выделить наиболее важные. А как к собственным достижениям относитесь вы? Какие гонки особенно выделяете с точки зрения результата или ситуаций по их ходу?

— Все ситуации, которые в ходе гонки случаются, живут недолго, максимум до вечера. Потом начинается новый день — и все мысли крутятся уже вокруг результата. Если он есть, значит, я правильно тренировался, правильно подводил себя к старту. В начале этого сезона после пятого места в Руке у меня было очень много мыслей на эту тему — правильно ли я всё делаю и как должен работать, чтобы такое больше не повторилось.

— Свою первую олимпийскую бронзу вы завоевали в Пхёнчхане в спринте, где стартовали, если верить вашим интервью того периода, вообще не думая ни о каких медалях, а исключительно для того, чтобы «продышаться».

— Не совсем так. О медали я, разумеется, думал. Понимал, что спринт — это мой вид и я, конечно же, должен там бороться за место в тройке. Но продышаться мне действительно было нужно, поскольку Играм предшествовала довольно длительная болезнь и в тренировках я не мог понять, насколько готов выступать и могу ли реально на эту медаль рассчитывать.

— Тогда вам было проще, чем сейчас?

— Сейчас намного больше психологии. Очень много давления было на чемпионате мира в Зеефельде на 15-километровой дистанции: ведь до того, как туда приехать, я выиграл две «пятнашки». Поэтому и ожидания были высокими, мои собственные в том числе. Но ничего из этого не получилось. Там я и понял, что лучше вообще ничего не ждать от соревнований заранее, а готовиться и показывать результат. 

— Олимпийский чемпион Лиллехаммера Владимир Смирнов рассказывал, что одна из его двух «серебряных» гонок, где он проиграл норвежцу Бьорну Дэли только по фотофинишу, стала наиболее драматичной в его карьере, хоть и принесла ему больше дивидендов в плане рекламы, чем иное золото. В вашей карьере что-либо подобное по накалу драматизма случалось? 

— Здесь далеко даже ходить не нужно: «тридцатка» на «Ски-туре», которую я проиграл из-за того, что как-то всё сошлось — и неправильный выбор лыж, и погода. Очень было обидно и сильно в душу запало. После той гонки, по ощущениям, мне больше человек в интернете написали, чем когда-либо. 

— Вы трижды становились вторым на Играх в Пхёнчхане и ещё четыре раза — на послеолимпийском чемпионате мира. Про какую из завоёванных на этих соревнованиях наград вы могли бы сказать, что это выигранное серебро, а не проигранное золото?

— Мне кажется, что так можно говорить только про медали личных гонок. Серебро на олимпийской дистанции 50 км — это однозначно проигранная гонка. То же самое могу сказать про чемпионат мира. Два раза я именно проиграл золото, а не выиграл серебро. 

— Там же, в Зеефельде, вы сказали, что борьба должна быть красивой. Что имели в виду?

— Для меня интересно не просто быстро бежать, а, может быть, даже поговорить с соперником в том же масс-старте. С Йоханнесом Клебо так однажды было. Мы бежали 34 км, я предложил ему попить из своей фляги, он тут же предложил мне свой напиток.

— Вас разве не учат тому, что пить из чужих бутылок нельзя?

— Понятно, что нельзя. Но мы ж ради прикола… Понятно, что Клебо отказался, но чего ж было не предложить? Заодно показать Йоханнесу, что мне не тяжело на дистанции, ещё и пошутить могу.

— Когда вы только начинали гоняться в серьёзных компаниях, вы не испытывали неловкости в гонках с массовым стартом из-за того, что тебя все толкают и надо бы жёстко ответить, а вроде как неловко по отношению к лидерам?   

— Если так думать, то можно вообще на старт не выходить. Да и кто такой лидер? Им, если разобраться, может стать кто угодно. Каждая гонка способна сильно поменять ситуацию в этом плане.

— Поскольку сейчас лидером являетесь вы сами, не думаю, что не испытывали на своей шкуре, что это такое — когда на тебя идёт охота на лыжне...

— Такое тоже бывает. Для меня такая ситуация даже создаёт определённый комфорт: допустим, вся сборная Норвегии пытается обыграть меня, а я, в свою очередь, хочу обыграть их всех в одиночку, несмотря на то что мне пытаются перекрывать дорогу. Поэтому стараюсь уйти вперёд: если кто хочет, пусть догоняет. 

— Когда вы впервые почувствовали, что становитесь объектом охоты?

— Это всегда происходит, как только начинаешь выигрывать какие-то серьёзные гонки. Сам я вообще не придаю значения таким вещам. Каждая гонка начинается с чистого листа — я так привык. И лидером себя не считаю.

— Не готова поверить. Ваш тренер Юрий Бородавко сказал год назад: «Саша поставил перед собой цель быть лучшим из лучших и будет к этой цели идти».

— Цель — это другое. Если бы я такую цель перед собой не ставил, то и тренироваться было бы ни к чему.

— Но на старт-то вы всё равно выходите с достаточно тяжёлым грузом чужих ожиданий на плечах...

— На это я просто не обращаю внимания. Главное, чтобы не мешали тренироваться и выступать.

— Норвежцы мешают? 

— В последней гонке вообще сказал бы, что они приняли меня за своего. 

— В чём это выражалось?

— Например, в том, что не стали работать на Клебо. Могли его дождаться, помочь отыграть у меня достаточное количество очков.

— Есть соображения, почему норвежцы не стали этого делать? 

— Мне кажется, всё дело в том, что гонка проводилась у них дома. Если бы все стали снова работать на Клебо, мне кажется, им не простили бы этого свои же болельщики. Вот, видимо, и наступил тот момент, когда каждый стал работать только на себя. А может быть, сыграли свою роль слова Вегарда Ульванга, который как раз перед той гонкой дал интервью, где прилично раскритиковал норвежскую тактику ведения борьбы.

— С Ульвангом вы знакомы?

— На «Ски-туре» и познакомились. Даже сфотографировались втроём перед полуфиналом. Я, Вегард и нынешний старший тренер сборной Норвегии Эйрик Носсум.

— Не знаю, известно ли вам, что с Ульвангом в годы своих выступлений очень дружили Владимир Смирнов и Алексей Прокуроров. Ездили друг к другу в гости, организовывали вылазки в горы, совместные тренировки...

— У меня осталось ощущение, что Ульванг — очень хороший человек. В Осло перед 50-километровой гонкой за день до старта я проводил тренировку и на трассе догнал Ульванга — он просто вышел с приятелем покататься. Мы перекинулись несколькими словами, я посетовал, что снова будет плохая погода, он руками развёл: мол, извини... Мы проехали бок о бок метров 500, Вегард даже попробовал ускориться в подъём вместе со мной.

— Прокуроров объяснял свою любовь к совместным тренировкам тем, что Ульванг — настоящий работяга. Есть ли среди ваших иностранных соперников лыжник, с которым вы с удовольствием поработали бы вместе на лыжне?

— Я ведь большей частью тренируюсь в одиночку. И на лыжах, и на роллерах. Наверное, можно было бы потренироваться с Йоханнесом, но максимум — на каком-то из сборов. Мне вообще комфортнее быть на лыжне одному.

— Работать в одиночку способны немногие лыжники. Тот же Смирнов рассказывал, что наиболее сложным для него перед Играми в Лиллехаммере было то, что три года он работал, не имея никого рядом...

— Это и правда тяжело. Но я привык. Могу провести совместную тренировку с тем же Алексеем Червоткиным, на которого я ориентировался, когда года четыре назад попал в группу Юрия Викторовича Бородавко, но длится это, как правило, недолго, кто-то один всегда отстаёт. Со мной тяжело работать. Я, например, не могу пойти в кросс-поход просто так, чтобы идти спокойным шагом. Всё равно держу довольно высокий темп. Ребята об этом знают, поэтому и сами не горят желанием тренироваться со мной в одной связке. 

— Ваш отец рассказывал после Олимпиады, что в детстве вы всегда у всех выигрывали, чем бы ни занимались. Для вас было до такой степени принципиально во всём быть первым?

— Скорее, это получалось само собой. 

— Но ведь сейчас вы точно так же стремитесь обыграть всех не только на трассе, но и в тренировочной работе...

— Да, постоянно. Хочется не только соперников, но и самого себя обыграть. Каждый раз, когда я возвращаюсь с тренировки домой, мне бывает сложно отделаться от чувства, что я недоработал. 

— А на шпагат сесть можете?

— Нет, но стараюсь.

Растяжка — это самый лучший способ восстановить мышцы после серьёзных нагрузок. Хотя для меня тянуться сложнее, чем даже самую тяжёлую тренировку провести.

— Есть какое-то место на земном шаре, где вы особенно любите тренироваться?

— В Малиновке. Там трасса сложнейшая, подъёмы по 300, по 500 метров. В том же Квебеке таких трасс и близко нет.

— Сейчас многие известные спортсмены уделяют достаточно много времени вопросам собственной узнаваемости и раскрутки в интернете. Вы сколько-нибудь озабочены подобными вещами?

— С одной стороны, это вроде бы и нужно, а с другой — не уверен. Когда серьёзно занимаешься спортом, надо очень чётко для себя решить: либо тут, либо там. Я предпочитаю не распыляться.

— Поэтому вас так сильно угнетает ваша нынешняя медиапопулярность?

— Для меня это период, который нужно просто пережить. Проще бывает провести полноценную тренировку в лесу, чем на интервью сходить.

— Алексей Прокуроров как-то заметил, что лыжные гонки — это один из наиболее безобидных в плане травм видов спорта. Согласны?

— Не уверен, что это так. С какой стороны посмотреть. На спуске можно так улететь, что потом себя не соберёшь.  

— Какая из лыжных дисциплин лучше всего отражает ваш характер?

— Любая разделка. Там ты борешься сам с собой. Вышел один — и один бежишь. Победишь себя, значит, победишь и остальных тоже. 

— Кто из соперников способен заставить вас совершить на лыжне невозможное?

— Йоханнес, только он. Всё же в спринте он лучший. Это у меня в голове постоянно сидит, когда я тренируюсь. Ради этого я даже готов работать в спарринге.

— Ощущение, что за тяжелейшими тренировками и бесконечными стартами жизнь проходит мимо, вам знакомо?

— Нет, такого со мной не бывает. Я точно знаю, чего хочу, и не готов менять свою жизнь на что-либо другое. Пока весь мой мир — это лыжные гонки. И мне это нравится.

— Условный возрастной рубеж, после которого вы станете задумываться об окончании карьеры, у вас определён?

— До 40 лет я не готов бегать точно. Но как будет складываться моя дальнейшая карьера, сказать сейчас не могу. 

— Хоть когда-нибудь вы допускали для себя возможность выступать за какую-то другую страну?

— Нет.

— А если вдруг сложится так, что российские спортсмены окажутся лишены возможности выступать на международных стартах под своим государственным флагом? 

— В этом плане я сторонник того, чтобы решать проблемы по мере их поступления. Скажу вам честно: перед Олимпиадой в Пхёнчхане я вообще не сильно заботился по поводу того, под каким флагом буду выходить на старт. Я даже об Олимпийских играх не думал — гораздо больше меня волновала необходимость выздороветь. Болел я в тот сезон очень сильно. 

— Ваша коллега, чемпионка мира Антонина Ордина, выступавшая несколько лет за Швецию, рассказывала мне, что в этой стране очень популярен принцип «Йенте Лаге» — так назывался популярный роман о жителях города, которые постоянно следили друг за другом, чтобы кто-то не дай бог не выделился из общей массы. И что даже в спорте принято считать, что ты должен быть как все. 

— Я тоже так считаю, кстати. 

— Но ведь чемпион — это человек, который по определению не может быть как все. И вы, как мне кажется, не можете этого не понимать...

— Я не про спорт сейчас говорю, а про человеческие качества.

Да, ты можешь быть сильнейшим в гонке, но, сойдя с пьедестала, медаль хорошо бы снять. Корону — тем более.

— Знаю, что вы планировали принимать участие в чемпионате России в Тюмени, до того как он был отменён, и, честно говоря, не очень понимаю, зачем нужен этот старт спортсмену, завершившему сезон столь впечатляющим образом? Точно так же не понимаю, зачем вам сейчас продолжать тренировки, вместо того чтобы отправиться на отдых?

— Соревнования мне сейчас не слишком нужны, тем более что сезон в этом плане получился очень насыщенным. Но, несмотря на это, желание выступать никуда не делось: я реально хотел стартовать в Тюмени. Тем более что последние этапы Кубка мира у нас тоже отменили. И вот это ощущение скомканности внутри сидит и доставляет ощутимый дискомфорт. Надо хотя бы дней десять спокойно покататься, чтобы восстановить организм.

— Ситуация с коронавирусом и отменой части стартов сильно поменяла ваши планы на конец сезона?

— Конечно. Понятия не имею, когда теперь вернусь домой, где и как получится организовать тренировки. Поэтому и вожу с собой в машине всё, что может мне понадобиться. 

— И гречку тоже?

— Вот её забыл взять.  

— И где же намереваетесь кататься?

— Не знаю. Реально — не знаю. Снега, похоже, нет нигде. Дома, в Подывотье, у нас его этой зимой вообще, считайте, не было.

— С финансовой точки зрения вы защищённый человек?

— Не сказал бы. Но я думаю в этом направлении. Стараюсь уже сейчас определить, как и что будет дальше. Варианты есть. 

— Принято считать, что лыжи — не тот вид спорта, где можно заработать много денег.

— Это смотря как бегать…