«Хоркина — как Туктамышева в фигурном катании»: Давыдов о возрастном цензе, четверных Самоделкиной и «гонке вооружений»

«Не смотрю на учеников как на маленьких детей. Они — спортсмены»

Тренер, сумевший бросить вызов Этери Тутберидзе, — редкая характеристика, почти сенсация. Но именно это случилось на предсезонных прокатах в Новогорске, где работающая с Сергеем Давыдовым 13-летняя Софья Самоделкина показала лучший результат, опередив по баллам не только фигуристок «Хрустального», но и всех юниоров, выступавших в мужском разряде.

— На тренировке в Новогорске ваша спортсменка Софья Самоделкина показала превосходный четверной сальхов, но не стала включать его в произвольную программу на самих прокатах. Почему?

— Для того чтобы сложный элемент основательно «встал», нужно иметь хотя бы 50%-ную уверенность в его надёжности. Иначе это игра в лотерею. Мне просто захотелось использовать предпрокатный адреналин. Когда учишь все эти техничные элементы — аксель, четверные прыжки, — всегда наступает момент, когда спортсмен вроде бы уже готов начать их выполнять, но требуется какой-то дополнительный толчок, причём даже не технического плана, а эмоционального. Зрители, судьи, другие тренеры, которые находятся одновременно с тобой на катке, этому способствуют.

— Вы ведь в своё время тоже пытались овладеть четверным прыжком, вставить его в программу, но, насколько помню, это не очень удавалось. Что такое учить четверным прыжкам маленьких девочек?  

— Ну, во-первых, прыгать четверные я умел. Просто мы в своё время работали недостаточно хорошо, это надо честно признавать. А во-вторых, я не смотрю на учеников как на маленьких детей. Они — спортсмены. К тому же мы далеко не перед каждым ставим задачу прыгнуть четверной, а только перед теми, у кого есть для этого необходимые качества. Всё-таки это, в общем-то, травматичная штука.

— Некоторые тренеры, работающие в одиночном катании, искренне убеждены, что спортсмен не должен обращать внимание на травмы, а обязан терпеть боль, превозмогая себя на каждой тренировке, и не жаловаться.

— Есть мышечные боли, которые, конечно, приходится терпеть всем — от этого в спорте никуда не деться. Но если речь идёт о растяжениях или каких-то других серьёзных травмах, заставлять спортсмена тренироваться для меня неприемлемо. Для начала он просто не сможет нормально прыгать. Когда у человека что-то сильно болит, он никогда не будет работать в полную силу, даже если очень хочет этого. 

— Ваши тренировки открыты для родителей?

— Сейчас всё закрыто из-за пандемии, а в прошлом году родителей мы пускали. Хотели показать… Точнее, даже не показать, а научить их правильно относиться к тренировочному процессу. Не лезть не в своё дело, условно говоря. Они должны знать, каким образом могут помочь своему ребёнку, не вмешиваясь в работу тренера. С этой целью мы даже проводили родительские собрания, объясняли, что очень важно понимать, чем именно может быть недоволен специалист, с какой отдачей работает сам ребёнок. Чтобы это увидеть, не нужно быть профессионалом. Всё делается для того, чтобы научить детей правильно работать. Чтобы они хотели кататься, чтобы от них, а не от нас исходило желание приходить на тренировку, бегать, растягиваться, учить четверные прыжки и так далее.  

— А не бывает такого, что ребёнок катается лишь потому, что боится расстроить родителей, которые хотят видеть его фигуристом?

— Бывает. Но вы поймите: дети, особенно маленькие, не всегда осознают, чем занимаются.

— Так я и пытаюсь понять, в какой степени тяжёлая тренировочная работа провоцирует взросление человека? Иначе говоря, 12—13-летний фигурист — это ребёнок или уже профессиональный спортсмен?

— Те дети, которые в этом возрасте уже многое умеют, обычно как бы старше своих лет. Не могу сказать, что это взрослые люди, но у них уже развито чётко направленное осознанное мышление. Видно, что девочки понимают, зачем приходят, что должны сделать, для чего... Думаю, поэтому они и прогрессируют быстрее, чем другие.

«С Самоделкиной хотелось бы попробовать и лутц, но мы никуда не торопимся»

— Расскажите о Софье Самоделкиной. Почему, кстати, вы называете её Софа, а не Соня?

— Она сразу нам сказала, когда пришла в группу: «Меня зовут Софа».

— Прыгать четверные прыжки — это её личное стремление или просто этап, к которому вы, как тренер, её подвели?

— Без стремления фигурист никогда не будет прыгать. Первоначально у многих детей сквозит одна и та же мысль: «У меня ничего не получится». Мы, тренеры, обучаем, подводим к сложным элементам и как бы даём ребенку наживку: «Ты можешь, ты уже готова». И спортсмен начинает понимать, что это реально достижимая цель. И сам загорается работой. Ну а дальше начинается цепная реакция всё более и более сложных задач, которую ты постоянно поддерживаешь.

— Четверной прыжок — это элемент, которому можно научить любого ребёнка?

— Нет. Должны быть определённые способности. Правильная координация и сбалансированное тело, которое готово к этим нагрузкам. Важно ведь не только научить, но и не «терять» элемент. Четверной — это полная, абсолютная концентрация. Ты должен прийти на тренировку максимально заряженным и не можешь позволить себе работать вполсилы. Чувствуешь, что потерял какие-то ощущения, — значит, возвращаешься назад, заново делаешь подводящие упражнения, настраиваешься.

— Самоделкина довольно рано начала исполнять тройной аксель — прыжок, о котором говорят, что он требует гораздо более отточенной техники, нежели четверные. Это действительно так?

— Рёберные прыжки всегда идут тяжелее, чем зубцовые: зубец — это опора, ты можешь вытолкнуться, даже если не очень хорошо зашёл на прыжок. А с рёбер люди порой улетают совершенно непредсказуемо. Должно быть очень развито чувство баланса, позволяющее поймать нужное ощущение при отталкивании. Если вы посмотрите на четверные прыжки, то увидите больше зубцовых, чем рёберных. Поэтому выучить тройной аксель девочкам действительно проблематичнее, чем любой зубцовый четверной.

— Чем объяснить, что в ваше время четверные прыжки ломали программы даже таким фигуристам, как Алексей Урманов, Элвис Стойко, Илья Кулик, Тодд Элдридж... Почему такого не происходит у девочек? 

— В прежние времена фигурное катание было менее затратным, что ли. Была другая сложность, другие требования, спортсмен выполнял один прокат в неделю, привыкал к этому. И конечно, когда тебе вставляли в программу четверной прыжок, он всё корёжил. Сейчас дети давно работают совершенно иначе. Надо вкатать новый элемент? Значит, будем катать номер целиком до тех пор, пока этот элемент не встанет на своё место и не будет забирать столько сил, сколько при самом первом исполнении.

— Какой следующий четверной вы планируете освоить с Самоделкиной?

— Пока задача накатать то, что есть: тулуп, сальхов. Конечно, хотелось бы попробовать и лутц, но мы никуда не торопимся.

«Поднимут возраст — гонка за сложностью потеряет всякий смысл»

— Как вы относитесь к разговорам о том, что возраст допуска фигуристок на взрослый уровень могут поднять после Олимпийских игр — 2022?

— Это такая палка о двух концах. Всё-таки женское фигурное катание сейчас находится на высочайшем техническом уровне. К нему приковано огромное внимание, его постоянно обсуждают, о нём пишут — и всё это именно из-за четверных прыжков.  

— Не соглашусь с вами. Мне кажется, во главе угла всё равно стоит противостояние личностей: Евгения Плющенко и Алексея Ягудина, Юны Ким и Мао Асады, Евгении Медведевой и Алины Загитовой... 

— Не знаю, честно говоря, в чём здесь правда, но всё равно считаю, что «гонка вооружений» — все эти сложные элементы — в очень большой степени привлекает внимание к нашему виду спорта. Поднимут возраст — гонка за сложностью потеряет всякий смысл.

— Я слышала много подобных рассуждений в спортивной гимнастике, но периодически там появлялись люди, которые опрокидывали все догмы. Например, Борис Пилкин, который придумал, как использовать длиннющие руки и ноги Светланы Хоркиной ей в плюс, чтобы спортсменка не теряла в сложности. 

— Мне кажется, здесь дело прежде всего в личности самой Хоркиной. Если бы Пилкин взял четверых спортсменок одинакового телосложения и всех довёл до высшего результата, мы могли бы говорить о какой-то особенной методике. Не будь в руках тренера незаурядной личности, он ничего не сделал бы, к сожалению. Это как Лиза Туктамышева в фигурном катании. Которая мало того что находится в потрясающей форме, но и показывает, что в зрелом возрасте можно выполнять сложнейшие элементы.

— Известный в фигурном катании специалист Леонид Райцин всегда стоял на тех позициях, что ключ к успеху — в правильной физической и специальной подготовке спортсмена. И что любого человека можно подготовить так, чтобы довести запас прочности до максимального. Иначе говоря, для него не догма, что четверные прыжки могут прыгать только такие субтильные девочки, как Александра Трусова или Анна Щербакова. 

— Можно поднять запас прочности, но всё равно, как только у девочки начинается переходный возраст, вся её физическая форма сходит на нет. Как бы классно ты её ни подготовил.

— Проведение спортсменки через пубертат — это интересный или мучительный процесс для тренера?

— Я бы сказал, неизбежный. Его всё равно приходится проходить, никуда не денешься. Хуже всего, что никаких инструментов нет.

— В каком плане?

— В плане того, что у каждого тренера есть инструмент для того, чтобы научить ребёнка прыгать четверной тулуп, но не существует никаких рецептов и шаблонов, чтобы провести ребёнка через пубертат и взросление.

«Человек должен понимать, что он не может безнаказанно развернуться и уйти»

— Вы работали с такими корифеями тренерского цеха, как Нина Ручкина, Рафаэль Арутюнян, Елена Чайковская. Кто из наставников в большей степени заложил в вас те принципы, которыми вы руководствуетесь сейчас? 

— Трудно сказать. Я очень благодарен Чайковской и Владимиру Котину, с которыми работал не только как спортсмен, но и начинал как тренер, а дольше всего проработал с Ручкиной. От неё я уходил к Арутюняну, потом вернулся. И конечно, понимание того, что фигурное катание — не только лёд, а сбалансированная работа, которую нужно уметь выполнять грамотно и вовремя, заложила в меня Нина Ивановна. Я сейчас, честно говоря, уже не вспомню, почему от неё ушёл. Мы не ругались, но мне тогда очень хотелось в Москву. Помочь некому, я был один, у меня даже мама жила не в Витебске, а в Ростове. Вот такое решение и принял — молодое, может быть...

— Каждый молодой тренер так или иначе проходит период, когда более опытные коллеги используют его как поставщика «сырья». Вы, насколько знаю, не исключение.

— Уходили многие, и не только от меня — все с этим живут. Сейчас и 37-я школа (школа «Хрустального». — RT) с этим столкнулась…

— Нужны контракты?

— Считаю, что да. Пока отношения не начнут оформлять юридически, у тренеров не будет никакой возможности привязать к себе спортсмена. Живут же по таким системам хоккей и футбол. Наставник должен знать: если он, допустим, заключает договор на три месяца или на три года, весь этот срок он спокойно работает. Если же подопечный разрывает соглашение раньше времени, должна быть предусмотрена какая-то неустойка, компенсация. То есть человек должен понимать, что он не может безнаказанно развернуться и уйти. И возможно, люди станут более серьёзно всё обдумывать, прежде чем принять решение.

— Вы предпринимаете какие-то усилия, чтобы удержать спортсмена в группе или хотя бы свести к минимуму вероятность того, что человека могут переманить, перекупить, захватить?

— Бесполезно. Судя по тому, сколько человек у нас ушло и сколько вообще происходит сторонних переходов, можно сделать вывод: если человек решил уйти, он всё равно сделает это, что бы ты ни предпринимал. Его можно вернуть на какое-то время, но, как правило, такие люди всё равно постоянно ищут варианты, которые окажутся более выгодными. Отсюда ушли, там побыли, пошли в третье место, в четвёртое. Не беру уровень чемпионатов мира, но в подростковом возрасте практически всем начинает периодами казаться, что всё идёт не так. Поэтому я всегда своих ребят учу, да и себя тоже: прошли соревнования, ошиблись — каждый должен найти эту ошибку в себе. Я посидел, покопался, ты посидел, покопался, мы совместно сделали выводы — и только тогда из этого что-то может получиться. А если постоянно искать виноватых и валить свои недоработки на обстоятельства, тогда ничего не выйдет. 

— За что вы можете выгнать спортсмена с тренировки?

— За «неработу». Никогда не выгоняю, если вижу, что ребёнок трудится, из кожи вон лезет, а у него не получается. 

— А навсегда выгонять приходилось кого-то?

— Нет, но условия ставил: либо вы живёте по моим правилам, либо вам надо поискать другого специалиста.