«Переживал, но с Черчесовым не разговаривал»: Комбаров о пропуске ЧМ-2018, эго Карпина и молодом поколении футболистов

— Когда вы уходили из «Спартака» в «Крылья Советов», сказали: «Всё, что ни происходит — к лучшему. Надеюсь, переход даст новый толчок моей карьере». Каким образом переход в клуб, который даже не играет в РПЛ, мог стать трамплином к чему бы то ни было?

— Во-первых, на момент перехода «Крылья» ещё играли в РПЛ и ничто не предвещало, как говорится. Во-вторых, любому спортсмену, который долго находится в одной и той же обстановке, иногда нужна встряска. Хотя бы для того, чтобы появилась новая мотивация, прилив эмоциональной энергии. Когда я ушёл из «Спартака», такая мотивация у меня появилась, хотя, конечно же, понятно, что переход в самарский клуб — это не подъём по карьерной лестнице.

— В последнее время в «Спартаке» дела у вас шли не лучшим образом.

— Поэтому я и чувствовал, что нужно что-то менять. Тем более что уже успел понять, когда перестал выходить на поле, что клуб серьёзно настроен на омоложение состава и от меня в любом случае будут избавляться. Оставалось либо сидеть и ждать, либо уходить. Я выбрал второй вариант. Сообщил о своём желании клубу, мы достигли компромисса по всем контрактным вопросам и расстались.

— Когда представителей других видов спорта спрашивают о самой заветной спортивной мечте, они обычно начинают говорить об олимпийском золоте. О чём мечтали вы, когда футбол из детского увлечения перерос в профессию?

— Мечта, конечно же, была, причём не одна, а целая лесенка. Сначала хотел стать чемпионом России, выиграть Кубок страны и вообще все трофеи, которые существуют на национальном уровне. Потом была цель попасть в сборную, сыграть в Лиге чемпионов. Думаю, что каждый футболист мечтает примерно об одном и том же — стать первым и поднять кубок над головой.

— Николай Писарев на излёте своей карьеры сказал, что считает пределом мечтаний возможность жить в России и играть в «Спартаке».

— Хорошая мечта, кстати. Мои амбиции связаны с желанием играть на высоком уровне и вернуться в сборную, хотя понимаю, что сделать это сейчас мне будет намного сложнее. Тем не менее я об этом думаю. Более того, желание вернуться в РПЛ и сборную пределом мечтаний не являются. Скорее, это ближайшие цели, которых я намерен достичь. Говорить о следующих этапах пока рано. А то болельщики прочитают это интервью и скажут, что я совсем спятил.

— В 2018 году вы снимались в рекламном ролике, посвящённом домашнему чемпионату мира, и всё шло к тому, что вас вызовут в сборную. Что помешало?

— Это нужно, наверное, у Станислава Черчесова спросить. Сам я с тех самых пор ни разу с ним не разговаривал.

— Исходя из той версии, что доводилось слышать, у вас были не очень хорошие показатели тестов.

— Я такой версии не слышал. Мне действительно было бы интересно узнать, в чём заключалась истинная причина, но никакой явной несправедливости в том, что меня не вызвали, я не нахожу. Обсуждать выбор тренера в футболе бессмысленно. Когда я учился на тренерскую категорию «А», это было первым, что пришлось усвоить: выбор наставника не обсуждается. И объяснять тренер в таких случаях никому ничего не обязан.

— Смириться с тем решением Черчесова было больно?

— Переживал, да.

— Если говорить о текущем моменте, у вас есть понимание, на каком месте вы находитесь в условном рейтинге российских игроков на позиции левого защитника?

— Тут всё просто: посчитайте сколько сейчас человек играют на этой позиции в сборной. Раз моей фамилии среди них нет, значит мой уровень ниже, только и всего. Просто в футболе постоянно случаются разные внештатные ситуации: травмы, возвращения. Поэтому я и стараюсь быть в форме, стараюсь соответствовать определённому уровню, понимаю, над чем нужно работать, какие качества улучшить. Если наберу ту форму, в которой меня когда-то вызывали в сборную и буду показывать свою лучшую игру, то почему не должен рассчитывать на свой шанс? Силы у меня есть, желание тоже — а это главное.

— В вашей карьере был период, когда вы играли в «Спартаке» в амплуа центрального полузащитника — более дефицитного, нежели позиция крайнего. Не было желания закрепиться в составе именно в этом качестве?

— Тот период, когда я играл в центре поля, был достаточно краткосрочным. Получилось так, что все как-то массово травмировались и некого было ставить. Ко мне подошёл наш тренер Валерий Карпин и спросил, смогу ли я сыграть в центре. Я ответил, что смогу. Попробовали этот вариант на тренировке, вроде всё получилось. Но вообще считаю, что любые эксперименты хороши в меру: игрока нужно использовать прежде всего в его наиболее сильных качествах.

— Но качества, согласитесь, можно и развить?

— Можно. Для того, чтобы играть в центре, нужны совсем другие навыки. Там постоянно получаешь мяч спиной, направление постоянно меняется, и надо уметь видеть всё вокруг себя на 360 градусов, чтобы тебя «не обокрали».

— У вас это получалось?

— Да. Мы с Кириллом в детстве много играли в мини-футбол, где в силу маленького пространства всё происходит намного быстрее. Соответственно, требуется более высокая скорость принятия решений, поскольку тебя постоянно атакуют. Когда я впервые сыграл в центре, как раз вспомнил свой мини-футбольный опыт.

— Как вы сейчас смотрите на Карпина с точки зрения его тренерской работы? Он сильно изменился?

— Судя по тому, что я слышал от ребят, Валерий Георгиевич стал гораздо лучше выстраивать коммуникацию с игроками — в сравнении с тем периодом, когда работал в «Спартаке». Наверное, в какой-то степени, наступил на своё эго. Раньше, когда он был молодым тренером, мог перебарщивать с нами в определённых моментах. Самообладание приходит с опытом. В целом, он очень хороший тренер и грамотный психолог.

— Недавно Карпин сказал, что тренер может требовать от игрока чтобы тот воплощал любые схемы, но если человек не способен отдать передачу в нужную точку на восемь-десять, то сначала хорошо бы научить его этому.

— Соглашусь, но в команде мастеров людей уже тяжело чему-то учить. Либо тебя научили в детстве правильно пасовать, либо нет, и с этим уже мало что можно сделать.

— А кто учил вас с братом?

— Отец. Мы очень много работали индивидуально, выполняли много совершенно обычных, но нужных в детском возрасте упражнений. Отец требовал, чтобы мы каждый день подолгу жонглировали мячом. Начинали по 20—30 раз, и в итоге дошли до 1 тыс.

Такая практика позволяет чувствовать мяч и очень хорошо его контролировать, понимать, с какой силой необходимо отдать пас, чтобы мяч приземлился в той или иной точке поля. Контроль мяча, как и общую координацию, важно воспитывать в игроках с детства. Физические качества можно развить и позже.

— Спартаковские игроки начала и середины 1990-х почти поголовно мечтали уехать в Европу, что понятно: по сравнению с теми, кто играет в футбол сейчас, то поколение было абсолютно нищим. Насколько сильно нынешнее финансовое благополучие отбивает желание попробовать себя за рубежом?

— Думаю, мой пример в этом смысле достаточно показателен. Я начинал карьеру в «Спартаке», то есть в самой популярной команде страны. Играл постоянно, зарабатывал хорошие деньги, меня любили болельщики, ко мне проявляли интерес зарубежные селекционеры. Если бы в тот момент меня захотел купить какой-нибудь из топовых европейских клубов, который ежегодно борется за чемпионство в своей стране и играет в Лиге чемпионов, я бы согласился, невзирая на финансовую составляющую. Но ехать в клуб, который сегодня борется за место в Лиге Европы, а завтра вылетает из чемпионата, желания было мало. Если в России в этом плане всё более-менее стабильно, то в Европе совсем другая ситуация. Могу точно сказать одно: деньги никогда не стояли на первом месте ни у меня, ни у Кирилла.

— Антон Миранчук признался, что ему будет очень не хватать в команде брата, подписавшего контракт с «Аталантой». Действительно ли для близнецов психологически настолько тяжело перестать находиться рядом друг с другом?

— В своё время, когда мы с Кириллом играли за «Динамо», предложение перейти в «Спартак» поступило только мне, потому что команде был нужен левый полузащитник. Я встретился с Карпиным и сказал, что трансфер состоится только в том случае, если клуб купит нас двоих. В итоге мы перешли вместе, но уже тогда было понятно, что рано или поздно наши дороги с братом разойдутся и мы можем оказаться в разных командах. Поэтому, когда это случилось, мы морально были готовы и не испытали никакого стресса. Хотя первое время было непривычно.

— Клуб «Домодедово», которым вы владели с братом, ещё существует? 

— Уже нет. В свое время он в равных долях принадлежал администрации города, компании-спонсору и нам с Кириллом. Идея заключалась в том, чтобы сначала создать клуб, а затем открыть на его базе футбольную академию. В первый год всё шло очень хорошо, наставника команды Артёма Горлова несколько раз признавали лучшим тренером месяца. «Домодедово» обыгрывал даже «Спартак-2». Но случился кризис, спонсоры не могли вовремя выплачивать зарплаты игрокам, начались жалобы. Мы с Кириллом достаточно известные в футболе личности, и нам совершенно не нужна была репутация людей, которые сначала дают обещания, а потом не держат слово. Поэтому мы и предложили акционерам закрыть проект. Если появится возможность возобновить работу, мы к этой теме вернёмся.

— Вы не рассматривали вариант содержания клуба за свой счёт, как Василий Уткин в случае с «Эгриси»? Он тратит на него огромные средства и утверждает, что получает истинное удовольствие от процесса.

— Не сомневаюсь, что так и есть. Тем более если Василий сам участвует в управлении и трансферной политике. Содержание профессионального клуба второй лиги на момент существования «Домодедова» обходилось в 30 млн рублей, и с каждым годом амбиции и бюджет только росли бы. Если бы у меня параллельно имелся бизнес, который приносил бы нужную для содержания и продвижения клуба сумму, я бы 20 раз подумал, прежде чем окончательно отказываться от этой идеи.

— В России сейчас есть два клуба, которые сильно отличаются от остальных по части воспитания собственных игроков: «Краснодар» и «Чертаново». На ваш взгляд, увеличение числа таких клубов позитивно отразится на российском футболе?

— Боюсь, что для создания подобных структур будет сложно найти нужное количество высококлассных специалистов. Везде и всегда бывают те, кто приходит в футбол не за результатом, а на «хлебное место».

— Как это изменить?

— Это глобальный вопрос, который должен решаться на уровне больших людей, способных поменять структуру футбола в стране. Нужно понимать, что и «Чертаново», и «Краснодар» — это огромные частные деньги. Особенно много было вложено в кубанский клуб. Сейчас уже там продают своих воспитанников, инвестированные деньги возвращаются. Но далеко не каждый бизнесмен готов финансировать столь долгосрочный проект.

— Вы не раз говорили, что подумываете о тренерской карьере после того, как закончите играть. Почему не об агентской или управленческой деятельности?

— Мне действительно было бы интересно попробовать себя в тренерской профессии, хотя в жизни часто бывает так, что игроку, заканчивающему карьеру, клуб просто предлагает какую-то свободную должность. Такой вариант я тоже рассматриваю.

— Поиск работы — это большая проблема для бывших футболистов?

— Судя по историям ребят, которые уже закончили играть, не всё так просто. Во-первых, бывших игроков всегда больше, чем хороших мест. Во-вторых, футболист — довольно узконаправленная профессия. Конечно, ты можешь читать книги, посещать курсы и всячески развиваться, но, если нет практики, руководство всегда выберет на имеющуюся вакансию более эффективного и опытного менеджера. Хотя есть примеры, когда клуб даёт игрокам шанс не только на то, чтобы чему-то научиться, но и на ошибки.

— Чем объяснить, что бывшие спартаковские игроки, переходя на тренерскую стезю, почти не добиваются серьёзных успехов с топ-клубами, но успешно работают на региональном уровне?

— Мне кажется, дело в том, что для регионального клуба десятое место в таблице — хороший результат. А если с тем же « Спартаком» ты не идёшь в лидерах РПЛ, не борешься за первое место и не попадаешь в Лигу чемпионов — это провал. Вот и весь парадокс.

— Есть тренер с которым вам бы хотелось поработать в одной связке?

— С удовольствием поработал бы с Карпиным, с Черчесовым.

— А кто из западных специалистов привлекает своим отношением к делу?

— Мне нравится, как ведёт себя Юрген Клопп. Это человек-батарейка, который заряжает всех вокруг себя. Видно, с каким уважением к нему относятся игроки, чувствуется, что у них классная атмосфера внутри всего коллектива. Ещё импонирует Хосеп Гвардиола. И Жозе Моуриньо, хотя он дерзкий, порой совершает очень эпатажные поступки, да и вообще чрезмерно эмоционален: может на поле выбежать, судью ударить.

— Как думаете, Доменико Тедеско похож на него?

— В плане эмоций да, очень похож. На бровке тоже прыгает, выбегает. Уже несколько красных карточек за это получил.

— А хорошо ли, когда тренер «психует» на скамейке? И влияют ли такие эмоции на футболистов?

— Есть ребята, которые в ходе матча вообще не обращают внимания на тренера. К тому же, когда играешь и 40 тыс. человек беснуются на трибунах, вообще тяжело что-то услышать, даже когда стоишь рядом. Поэтому на поле все в основном пользуются жестами или свистят друг другу.

— Вы наверняка помните, как под руководством Гуса Хиддинка сборная России вышла в полуфинал Евро-2008, и вся страна была уверена, что Гус — это тот самый волшебник, который поднимет российский футбол до небывалых высот. Можете объяснить феномен специалиста?

— По словам ребят, которые играли тогда в сборной, Хиддинк начал с того, что собрал всех и сказал: «Мы должны доверять друг другу». Он создал такую атмосферу в команде, что все выходили и на крыльях летали по полю.

— Но сборная Хиддинка провела до и во время чемпионата почти 50 дней вместе, тот же Черчесов во многом повторил этот путь на домашнем чемпионате мира. Получается, дело не только в доверии, но и в определённой цикличности работы?

— Конечно. Чем больше игроки находятся друг с другом, тем лучше они сыгрываются и отрабатывают установки. Это как учить стихотворение: прочитаешь один раз — не запомнишь. Но если постоянно зубрить текст, через какое-то время он уже от зубов отскакивает.

— Вы собираетесь получать дополнительное образование после окончания карьеры? 

— Обязательно, прежде всего — финансово-экономическое. Плюс хотел бы обучиться искусству менеджмента, чтобы правильно строить работу с персоналом, получить какой-то управленческий опыт. 

— Управленческие навыки, наверное, в большей степени нужны для ведения дел в клубе. Тренерская деятельность, помимо чисто спортивных знаний, скорее, подразумевает психологию, умение правильно донести до игроков свою мысль.

— Здесь важны любые детали. Главный тренер, на мой взгляд, должен отвечать за всё, не только за результат. А для этого необходимо уметь создать отлаженный механизм как на поле, так и во всём, что относится к подготовке команды.

— А вы могли бы представить себя тренером женской команды?

— Представить могу, но такого выбора никогда бы не сделал. Не нужно пытаться разглядеть в этом какую-то дискриминацию. Я не против того, чтобы девочки играли в футбол. Просто сам слишком привык к полным трибунам и высоким скоростям. 

— Вам приходилось когда-либо сталкиваться с открытой агрессией болельщиков?

— В этом плане всё очень изменилось с появлением социальных сетей. Когда я создал первый аккаунт в соцсетях, то даже отвечал тем, кто мне пишет, вступал в перепалки. А потом задумался: я вообще с кем переписываюсь? Может быть, это ребёнок, который вряд ли разбирается в том, что говорит, или фанат ЦСКА, который считает меня врагом своего клуба и по умолчанию будет писать всякие малоприятные вещи. Но такого, чтобы я открыл социальные сети и ужаснулся от прочитанного, не было.

— Американские СМИ любят подводить итоги декад и составлять различные рейтинги в своих профессиональных лигах. Если бы в России определяли топ-10 отечественных футболистов 2010-х, какое бы место в нём заняли вы, как думаете?

— В десятке однозначно должен быть. Только в «Спартаке» я сыграл 274 матча, а это больше, чем у Никиты Павловича Симоняна.

— И какой критерий уникальности вы бы себе прописали?

— Девять лет в «Спартаке», думаю, говорят сами за себя. Тем более что это были сложные годы для клуба — тот период, когда болельщики уже вовсю требовали чемпионства, часто приезжали на базу. А если фанаты красно-белых чего-то требуют, они добиваются этого. Плюс период, который я провёл в сборной — почти 50 матчей за национальную команду сыграл.

— Главный редактор одного из спортивных СМИ однажды сказал, что хорошего журналиста от плохого отличает количество штампов. Применимо ли это к футболу?

— Безусловно. Когда обладаешь огромным арсеналом финтов, тебе проще подстроиться под любого соперника, под любой стиль игры.

— Кого из выступающих ныне российских игроков вы бы назвали в этом плане наиболее универсальным?

— Пожалуй, Алексея Миранчука.

— А наиболее трудолюбивым? Были такие, кто мог прийти на тренировку за три часа до её начала и отрабатывать удары по воротам?

— Навскидку вспоминаю Алексея Смертина после возвращения из «Челси». Ещё назвал бы Игоря Акинфеева.

— И вы, и Игорь в последние годы много играете с теми, кто заметно моложе вас. Нынешнее поколение сильно отличается от вашего?

— Оно совсем другое. Если раньше мы на сборах в свободное время собирались у кого-то номере и играли в карты, сейчас все играют в компьютеры. Но должен сказать, что нынешняя молодёжь совершенно точно обгоняет наше поколение по уровню профессионализма. В какой-то степени это обусловлено тем, что требования к футболистам постоянно растут.

Сейчас все обязательно идут разминаться перед тренировкой в тренажёрный зал, в который мы в лучшем случае заглядывали раз в неделю. После занятия — восстановительные мероприятия, разнообразные препараты, множество процедур. Максимум, что было у нас, — это руки массажиста, баня и пакет льда, если случалась травма. Да и возрастной ценз претерпел изменения. Сейчас игрок в 23—24 года считается молодым и перспективным. У меня к этому возрасту уже было пять сезонов без замен.

— По мере того, как вы уходите от спартаковского периода своей карьеры, значимость клуба в вашей жизни не уменьшается?

— Абсолютно нет. Память о том, что «Спартак» сделал для меня и что я сам сделал для клуба, никуда не уходит и вряд ли когда-либо потускнеет.