«Тренер не должен до этого опускаться»: Николаев о критике судей Плющенко, мужестве Щербаковой и проблемах Трусовой

«Не укладывается в голове, каким образом Щербакова сумела так выступить после перенесённой болезни»

— Знаю, что вы всегда следите за тем, что происходит в мировом женском катании. Какое впечатление оставил у вас заключительный турнир чемпионата России?

— Потрясающе, конечно, откатались девочки, лихо. До сих пор не укладывается в голове, каким образом Аня Щербакова сумела так выступить после перенесённой болезни. Видно же было, как тяжело ей дался первый прокат. Очень она мне понравилась. Просто очень. В короткой программе чувствовалось, что осторожничала, а вот произвольную выполнила фантастически.

— А что скажете о Камиле Валиевой?

— В волейболе есть такое понятие — общая игра. В этом компоненте Валиева заметно прибавила за последний год. Стала взрослее, хотя разница между ней и Щербаковой всё ещё велика.

— Боюсь, болельщики не согласятся с вами. По своей второй оценке, несмотря на юниорский возраст, Камила уже вплотную приблизилась к Ане.

— А кто сказал, что в юниорском возрасте человек обязательно должен кататься хуже взрослых? Это где-то написано? Нет. Вторая оценка в фигурном катании — достаточно интересное понятие. Её невозможно взвесить или измерить как-то по-другому. Там есть лишь один пункт из пяти, который может считаться относительно объективным. Это Skating Skills. Условно говоря, умеешь ты кататься или не слишком успешно справляешься с этой задачей.

По коньку Щербакова лучше Валиевой, хотя Камила катается очень хорошо. Александра Трусова же пока едет несколько хуже этих двух спортсменок. Над скольжением можно работать годами и не добиться заметного прогресса. Это как чувство воды у пловца — либо есть от природы, либо нет.

— О Щербаковой пару лет назад тоже говорили, что она катается на прямых ногах.

— Это разные вещи. Необязательно садиться в низкую танцевальную стойку, чтобы понять, едет у фигуриста конёк или нет. И заметьте, я не сказал, что у Трусовой он не едет. Просто в этом компоненте она уступает и Анне, и Камиле. Точно так же, как Сатоко Мияхара уступает Рике Кихире.

— И что в таком случае делать?

— То же самое, что делают все фигуристы, не обладающие идеальным скольжением. Ставить программы на множестве мелких движений, маскирующих недостатки скольжения. Добавлять в дорожки мелкие шажочки, подпрыжки. Выдающееся скольжение — вообще очень редкая вещь в фигурном катании. Я до сих пор не вижу никого, кто скользил бы так, как покойный Серёжа Волков (чемпион мира 1975 года. — RT). Вроде ничего не делает человек, а конёк скользит так, что кажется: убери борта — и человек полетит дальше.

«Не понимаю позиции, которую сейчас занимает Плющенко»

— Иначе говоря, вы не разделяете возмущения Евгения Плющенко, которое он высказал по поводу оценок Трусовой в короткой программе?

— Нет. Я так и не понял, чем именно возмущался Евгений. Саша Трусова откаталась в короткой программе здорово. Но — для себя. Она реально стала лучше и чище в деталях. В точности позиций, в законченности движений. Но в целом она уступает и Щербаковой, и Валиевой. С тем, что судьи поставили Сашу в короткой программе на четвёртое место, лично я тоже не могу согласиться. По уровню катания она должна была быть в тройке. Но возмущаться? Мне кажется, профессиональный тренер никогда не должен до этого опускаться. Можно ведь вспомнить 1998 год, когда сам Плющенко выступал на чемпионате мира в Миннеаполисе и не без помощи судей с двумя падениями стал третьим.

— Не ожидала, что вы встанете на защиту судейского корпуса.

— Я его вовсе не защищаю. Но отдаю себе отчёт в том, что сидеть на линии — непростая работа, и иногда врагу не пожелаешь находиться в подобной мясорубке. И не понимаю, если честно, позиции тренера, которую сейчас занимает Плющенко. Если твой подопечный проиграл, значит, ты сам чего-то не сделал, что-то не предусмотрел.

— Но судейские манипуляции вы всё же допускаете?

— Я вообще не стал бы это обсуждать. Сейчас включу вам один занимательный видеоролик, и вы поймёте почему... Прослушали текст? Это турнир Trophée Lalique, который проходил во Франции 31 год назад. Небезызвестный ныне тренер Трейси Уилсон, которая в те годы работала аналитиком на канадском телевидении, задаёт вопрос рефери мужской бригады: каким образом Курт Браунинг, который чисто выполнил в своей программе всего три тройных прыжка, а с остальных упал, стал чемпионом? И рефери отвечает: «Я не знаю».

— Хорошая позиция.

— С тех самых пор в судействе ничего не изменилось. Меняются только способы управления оценками. Когда максимальное значение GOE (уровень исполнения элемента. — RT) составляло «+3», а минимальное, соответственно, «-3», в руках у судей, образно говоря, было ружьё. Сейчас, когда эти значения выросли до плюс-минус пяти, в распоряжении арбитров пулемёт, из которого они в любой момент могут «расстрелять» того, кто им не понравился. Поэтому и отрывы стали так велики.

— А как вы относитесь к тенденции замечать неправильные рёбра у одних фигуристок и не замечать те же самые ошибки у других?

— Что именно судьи видят на своих экранах, зависит от того, как расположен элемент относительно камеры. В отличие от телевизионной картинки, у технического оператора нет возможности менять ракурс. И можно расположить прыжок таким образом, что судьи никогда в жизни не поймут, с какого ребра фигурист его выполнил. Именно такая история, как мне кажется, произошла на Олимпийских играх в Сочи с лутцем Аделины Сотниковой. Я разговаривал впоследствии с техническими специалистами, которые обслуживали этот турнир, и мне сказали: мол, да, мы знаем, что ребро на лутце у Аделины могло быть неправильным и, скорее всего, было неправильным. Но камера вообще этого не отразила. Поэтому у судейской бригады не было ни малейшего основания снизить Сотниковой оценку.

— Я правильно понимаю, что тренер, приехав на те или иные соревнования, может переставить проблемные элементы в программе ученика с учётом того, как установлена техническая камера?

— Конечно. Не могу знать, пользуется ли кто-то таким приёмом, но, если ты чувствуешь, что за тобой «охотятся», надо учитывать абсолютно всё, включая такие вещи. Не давать повода к себе придраться. Если Трусовой отметили неверное ребро на флипе, значит, повод был.

«Валиева сделала свои тулупы на такой высоте, что пятый оборот впору цеплять»

— Получается, единственный вариант, который может позволить Саше оставаться конкурентоспособной, — по-прежнему усложнять программу прыжками?

— Совершенно верно. Я не понял, кстати, зачем нужно было убирать четверной тулуп из второй половины произвольной программы.

— Потому что был негативный опыт московского этапа Гран-при, где Саша не справилась с прыжками.

— И что? Это же не означает, что Трусова не в состоянии такую программу выкатать. Другой вопрос, что я считаю большим риском исполнять в одном прокате четыре разных прыжка. Но прыгать по максимуму всё равно придётся: у этой девочки нет другого выхода. У меня создаётся впечатление, что Женя Плющенко пока не очень это понимает и несколько ослеплён достигнутым прогрессом — возможно, от нехватки тренерского опыта. Он, похоже, не видит недостатков в катании Саши.

— Тот факт, что Трусова выступила в Челябинске без единой ошибки, разве не заслуживает восхищения?

— Давайте рассуждать предметно: фигуристка чисто откатала самую рядовую по набору элементов короткую программу. Чистый прокат в данном случае — это не достижение, а обязанность спортсмена. Это было аксиомой ещё лет 30 назад. Если ты считаешь иначе, нужно заканчивать с тренерской профессией. Если бы Трусова добавила в произвольной программе хотя бы ещё один четверной прыжок, она легко могла бы стать второй. С двумя (пусть даже самыми сложными) четверными она фактически не получила никакого технического преимущества над соперницами: у Щербаковой таких прыжков тоже было два, причём разных — лутц и флип, — что достаточно принципиально. А Валиева сделала свои более простые тулупы совершенно сногсшибательно. На такой высоте, что пятый оборот впору цеплять. То же самое касается короткой программы. Без тройного акселя соревноваться с Кихирой всем перечисленным спортсменкам будет очень сложно.

— Трусова уже показала, что умеет делать этот прыжок. Как и Валиева.

— Уметь аксель и иметь аксель — разные вещи. У Кихиры этот прыжок есть. Точно так же, как был в прошлом сезоне у Алёны Косторной, за счёт чего она, собственно, и выиграла большинство соревнований, в которых участвовала.

— Вы, кстати, успели посмотреть чемпионат Японии, который проходил в одни сроки с российским?

— Выборочно. Но Кихиру, разумеется, видел.

— Спросить хотела о другом. На внутренних соревнованиях японцы судят своих спортсменов предельно жёстко, придираясь к любой недоработке. У нас же бытует точка зрения, что внутренний результат должен быть максимально высоким, чтобы таким образом повлиять на восприятие российских фигуристов международными арбитрами.

— Так происходило не всегда. В самом начале 1970-х судейство коротких программ на внутренних соревнованиях было максимально жёстким. Вводились даже дополнительные правила. Например, если фигурист падал при исполнении элемента, его автоматически предписывалось судить не из шести баллов, а из пяти. Идея максимально задирать оценки внутренних чемпионатов родилась в Америке и уже потом переползла в некоторые другие страны. В том числе и в Россию. Зачем это было нужно, понятно.

— И зачем же?

— При старой системе судейства существовало правило, что арбитр не может выставить одинаковые оценки двум разным фигуристам. Равно как нельзя было допускать больших расхождений в баллах с другими судьями — за это предусматривались различные наказания вплоть до дисквалификации арбитра. Поэтому судьи очень внимательно следили за тем, как оценивают того или иного спортсмена на различных соревнованиях, в том числе на национальных чемпионатах. И, усаживаясь судить, люди уже имели в голове некий заранее подготовленный шаблон.

— А чем объяснить нынешнюю беспощадность японцев к своим фигуристам?

— Видимо, желанием подготовить спортсменов так, чтобы они были готовы конкурировать в самых жестоких условиях.