«Проблема Ивана-дурака у нас просматривается»: Шашилов о беспечности биатлонистов сборной и лучшей гонке Мироновой

— Когда в смешанной эстафете на этапе Кубка мира в Оберхофе Эдуард Латыпов ушёл с заключительного рубежа третьим, болельщики, думается, даже в самых смелых фантазиях не допускали, что Россия финиширует с золотом. Что чувствовали в этот момент?

— Когда бегут свои, всегда веришь до конца. Надеешься на какое-то чудо, особенно в Новый год. Как без этого жить? Скучно.

— Вы довольны тем, как отработала ваша личная подопечная Светлана Миронова?

— В последних стартах она очень чётко начала понимать, почему в гонке случается та или иная ошибка. В смешанной эстафете была проделана просто изумительная работа. Сказал бы, что это лучшая гонка в её жизни. Всё, над чем мы бились, получилось.

— Когда говорите «лучшая гонка», имеете в виду статистические показатели или первое в карьере золото?

— Медаль — это преходящее явление: сегодня есть, завтра нет. Поэтому прежде всего имею в виду показатели. До пика формы ещё работать и работать, но всё, что Светлана показала в эстафете, — это максимум, на который она способна в нынешнем состоянии.

Хотя работать в условиях коронавируса, без тренажёрного зала и бани, очень непросто. Но мы стараемся.

— Сколько занимаетесь с Мироновой как личный тренер?

— Давно перестал считать. Лет десять, наверное.

— Когда с вашей спортсменкой работали в сборной другие тренеры, не возникало ощущения, что подготовка ведётся как-то не так? И как сейчас воспринимаете то, что многие девушки, попадая в национальную команду, не могут показать результата, которого от них ждут?

— Полагаю, что за очками, планами, секундами и методиками мы очень часто перестаём видеть конкретного спортсмена. Не думаю, что это проблема только биатлона. Скорее, определённое свойство времени. Откровенно скажу: после стольких лет сотрудничества со спортсменками в качестве личного наставника тяжело даётся перестройка на работу с командой. Своих ведь воспитываешь иначе: возишься с ними, как с детьми. Можешь прикрикнуть, где нужно, и знаешь, что на тебя не обидятся, поскольку делаем общее дело. В сборной же постоянно себя контролируешь, поскольку никогда не знаешь, какой окажется реакция на те или иные слова и какими последствиями обернётся та или иная ситуация. Иногда даже кажется, что мы — люди из разных миров.

— В чём это выражается?

— Для меня, например, абсолютно нормально купить спортсменке цветы, придумать какие-то подарочки-безделушки на Новый год. Все мои девчонки давно привыкли к этому. А здесь вдруг увидел абсолютное непонимание, типа: он нам новогодние подарки зачем-то принёс, мы теперь что — обязаны ему, получается?

— Непростой момент…

— Даже не представляете, как такие мелочи могут выбивать из колеи. Но они — достаточно распространённое явление. Потому и говорю, что это проблема всего нашего спорта, а возможно, и всего поколения нынешних спортсменов. Люди во всём видят подвох или пытаются просчитать собственную выгоду, в то время как нормальные человеческие отношения куда-то безвозвратно уходят.

— Может, всё проще? Когда на протяжении многих лет живёшь под шквалом непрерывной публичной критики, то от любой протянутой руки будешь шарахаться бездомным щенком.

— По этому поводу постоянно разговариваем с тем же Дмитрием Губерниевым. Понимаю, что телевидение — это бизнес, где нужно любым способом удерживать публику у экранов. Но, наверное, можно найти способ как-то поддержать спортсменов, когда у них что-то не получается? При всём обилии информации никто ведь толком не знает, как живёт тот или иной спортсмен, что творится у него в душе или дома, почему он закрывается от мира. Так ведь не бывает, что абсолютно у всех всё в жизни складывается благополучно и гладко. А все эти проблемы сидят у каждого спортсмена глубоко внутри.

— Но ведь журналист не психоаналитик, вряд ли он может здесь помочь.

— Согласен. Но хорошо помню времена, когда даже самые великие тренеры ещё советских времён в самых разных видах спорта ставили во главу угла понятие «команда». Был тогда совсем мальчишкой, но разговоры на эту тему запомнил хорошо. Команда — это прежде всего способность сесть всем за один стол и что угодно обсудить, как в семье. Протянуть руку, когда плохо, поздравить, когда есть повод. А не думать о том, чем и кому ты в этой команде обязан. Поэтому и говорю, что человеческие отношения внутри сборной — главная для меня проблема.

— Когда вы решали поставить в сингл-микст Евгению Павлову, брали в расчёт слова спортсменки, что ей пока тяжело бежать на высоком уровне несколько гонок подряд? Иначе говоря, если знали об этом, не думали заменить Женю?

— Нет. Павлова жаловалась только на то, что у неё побаливает плечо — повредила его в новогодней гонке, когда бежала сингл-микст с Матвеем Елисеевым. С одной стороны, не хотелось разбивать их связку с Матвеем, Валерий Польховский (главный тренер сборной. — RT) в этом поддержал. С другой — через Алексея Волкова Женя передала, что в Оберхофе готова бежать безо всяких скидок на собственное состояние. Тоже, кстати, тема: девочки только сейчас, как кажется, начинают понимать, что с тренером можно поделиться переживаниями и проблемами, а не копить их в себе.

— Поставьте себя на место подопечных: они ведь действительно никому не верят. Да и нет оснований — на их памяти сменилось большое количество специалистов, ни один из которых не привёл команду к заметным результатам.

— Времена, когда спортсмен был обязан безоговорочно верить тренеру, давно ушли в прошлое. Сейчас каждый атлет должен сам понимать, что и зачем делает. Но на практике зачастую происходит совсем иное. Человек, который готовился индивидуально, приезжает на Кубок мира. Спрашиваешь, есть ли у него план подготовки, и слышишь в ответ: «Сейчас позвоню тренеру, спрошу». Так что некая проблема русского Ивана-дурака, лежащего на печи, у нас просматривается. Когда человек хочет и принцессу в жёны, и полцарства в придачу, но ему в голову не приходит, что ради этого хорошо бы сначала с печи слезть. Задуматься, например: если приезжаем на стадион в день гонки за 15 минут до начала пристрелки и видим, что остальные сборные прибыли раньше и уже вовсю разминаются, то зачем-то они это делают? А ведь из мелочей, по крупицам складывается большой результат.

— В одном интервью вы сказали, что всем, кто попадает на Кубок мира, хорошо бы постоянно смотреть по сторонам, подмечать, как работают те же норвежцы, учиться у них.  За что первым делом зацепился ваш собственный взгляд?

— За чёткость работы тренеров в связке со спортсменом. Это совершенно другой менталитет, партнёрский: люди выходят на старт, бьются за каждую секунду, каждый метр, независимо от того, на каком месте человек располагается в той или иной гонке. Идёт ежеминутное сотрудничество — этот контакт сразу бросается в глаза.

— Для российского биатлона не слишком характерны партнёрские отношения. Скорее, их можно назвать начальственно-марионеточными: тренер сказал — спортсмен обязан безропотно исполнить, независимо от того, что думает по этому поводу.

— Есть такое, к сожалению. А главное, подобный уклад быстро не перестроить: может понадобиться не один олимпийский цикл. Но к этому нужно стремиться, если хотим, чтобы у России была команда, способная созидать. В которой бы между всеми существовали именно партнёрские отношения, когда никто не стремится укусить или огрызнуться, защищая себя от нападок. Просто нужно понимать: партнёрские отношения — это не панибратство.

— А в чём разница?

— Панибратские отношения очень быстро формируют у спортсмена ощущение, что можно выполнить то, что ему предлагается, а можно и не делать этого. Это достаточно тонкая грань, но её обязательно нужно чувствовать.

— Алексей Волков, который в этом сезоне привлечён в сборную тренером по стрельбе, для вас коллега или всё ещё спортсмен, которого тоже приходится чему-то учить?

— Мы много общаемся, и очень хотелось бы, чтобы Лёша стал хорошим тренером. Чтобы его не сломали временные неудачи.

— Проблема большинства талантливых спортсменов заключается в том, что они, став тренерами, пытаются научить подопечных работать так, как делали это сами. Но это работает далеко не всегда.

— Доля истины в ваших рассуждениях есть. Вполне допускаю, что тот же Волков сейчас уже не вспоминает, какой прошёл путь, прежде чем превратиться в незаурядного стрелка. Он ведь не в одночасье им стал? Ошибки никогда не возникают спонтанно, всегда имеют некую предысторию, отправную точку. Большое заблуждение, что любую ошибку можно исправить какой-то сиюминутной коррекцией. Тренер должен прежде всего понимать суть происходящего, видеть корень проблемы.

Причём сколько людей находится под твоим началом, столько может быть вариантов работы над ошибками, индивидуальной для каждого. В этом, кстати, тоже видно отличие нашего подхода от того, как работают ведущие иностранные специалисты. Тот же Зигфрид Мазе может на пристрелке Кубка мира начать подробно объяснять Тириль Экхофф, почему именно она делает ошибку, пытаясь фокусировать взгляд на мишени.

— Откуда вам известно, что именно тренер?

— Всё время рядом стою, а любой тренер — и Мазе не исключение — объясняет большинство технических вещей на пальцах, сопровождает слова жестами.

— Дома у вас есть отдельный специалист по стрельбе или справляетесь со всеми стрелковыми задачами сами?

— Сам.

— В клинч с Волковым не вступаете на сборах относительно стрельбы, если не согласны в технических вопросах?

— Стараемся находить общий язык. Пока получается.

— Любой тренер, приходя в российскую сборную, оказывается фактически лишённым права на ошибку. Ему ничего не остаётся, кроме как готовить подопечных к главному старту сезона, поскольку именно по этому результату оценивается работа. На вас это распространяется?

— Нет. Меньше всего сейчас думаю об этом. Конечно, прилагаем все силы, чтобы уже сейчас у девочек появился результат. Но считаю гораздо более важной задачей сколотить команду. Объединить людей, научить их долго и много тренироваться, чтобы выдерживали сезон от начала и до конца без эмоциональных и физиологических провалов. Условно говоря, сейчас в нашем распоряжении есть маленький и довольно шаткий журнальный столик. А должен быть крепкий стол, за которым могут разместиться полтора-два десятка человек, включая спортсменов, тренеров, технический персонал. И который способен стать для всех нас своеобразной точкой опоры. Как у прыгунов с трамплина: попал в отталкивание — полетел. Неважно даже, окажусь ли за этим столом я сам. Но только в этом случае у нас появится команда, способная завоёвывать медали.