«На поле Хабиб не такой подвижный»: Махачев о футбольных навыках Нурмагомедова и бое с Добером

— Когда UFC предлагал вам поединок с Дрю Добером, были ли у вас другие варианты и как быстро вы приняли этот бой?

— Не сказал бы, что принял его сразу и с радостью. Но на тот момент просто не было других вариантов, поэтому я согласился. Тогда Добер ещё был в числе 15 лучших. Потом весовая категория изменилась, пришли новые бойцы, кто-то залетел в топ-15, а он оттуда вылетел. Поэтому можно было сказать, что мне дали топового соперника.

— В 2016 году вы уже должны были встретиться с ним и даже провели тренировочный лагерь. Вам это помогает готовиться к поединку сейчас?

— Это не играет никакой роли. Все соперники разные, и к каждому нужно готовиться.

— Добер сильно изменился с тех пор, на ваш взгляд?

— Думаю, да, он довольно сильно прибавил. Вырос как боец, подтянул свои слабые стороны. Благодаря этому Добер и дошёл до топов. Можно сказать, что раньше он мог как выиграть, так и проиграть, а сейчас стал более крепким соперником, которого надо серьёзно воспринимать.

— Вы долго не проводили поединки. Учитывая это, есть ли желание не только победить, но и устроить зрелище?

— Конечно, в первую очередь стоит задача выиграть. Но от того, как быстро или как красиво я смог закончить бой, также будет многое зависеть.

— Кто стал лидером в лёгком весе после ухода Хабиба Нурмагомедова?

— Я бы сказал, что нет безусловного лидера. Как я уже говорил, идеальным вариантом для UFC стал бы розыгрыш пояса между Шарлисом Оливейром и Дастином Порье. Не могу никого назвать безоговорочным лидером. У всех бойцов есть поражения и победы. Просто у Оливейры есть хорошая победная серия, хотя и он много проигрывал. А Порье недавно сделал громкое заявление, выиграв большой бой (с Конором Макгрегором. — RT).

— Можете вспомнить свои первые дни в AKA?

— Я пришёл и увидел, что там проводят спарринги в клетке. Тогда ещё не мог и двух слов связать на английском и сказал Хабибу: «Скажи, чтобы меня с кем-то в клетку поставили, хочу попробовать». Он согласился и поговорил с Хавьером Мендесом. Тогда в AKA тренировался Леон Эдвардс, который сейчас топ в полусреднем весе. Хавьер предупредил, что он хороший ударник и у него мощная левая нога. Я подумал, что в первом спарринге в AKA нужно себя хорошо показать. Поэтому повалил его сразу же после начала боя и начал контролировать. Эдвардс тогда был совсем другим бойцом, сейчас он очень сильно подтянулся и в борцовских навыках, и в стойке. Тогда он приезжал в AKA, чтобы улучшить борьбу.

— Он смог подняться в том спарринге?

— Честно говоря, уже не помню, но я остался доволен своим спаррингом. То, что Эдвардс приезжал улучшить борьбу, говорит о том, что он знает свои слабые стороны и даже готов приехать на другой континент, чтобы вырасти именно как борец. Потом мы ещё месяц вместе тренировались.

— Мендес всегда говорит, что вы борец без слабых мест. Как думаете, в чём именно вы прибавили, когда приехали в Америку?

— Наверное, в грэпплинге и стойке. В AKA есть очень хороший тренер по грэпплингу. Я всегда был хорош в этом и выступал на турнирах, но у меня не было бойцовского грэпплинга. Он отличается от обычного, когда ты можешь просто лежать на спине и делать болевые приёмы или сидеть сверху и контролировать. Бойцовский грэпплинг — это другая игра, другие захваты, обходы ног. Ты уже не можешь лежать на спине: в любой момент в голову может прилететь локоть или удар, который завершит бой. И в этом плане я довольно сильно набрал в AKA.

— Вы тренировались под руководством Хавьера Мендеса и Абдулманапа Нурмагомедова. Что их объединяет и в чём главное различие между ними?

— Если в двух словах, то их объединяет старая школа, на которой они выросли. Например, если у борца есть сильная сторона, то Абдулманап не старался повернуть его в другую сторону. Он не заставлял ударника только бороться, а давал возможность развивать свою ударку, чтобы он и дальше улучшал этот компонент. Потому что в противном случае у спортсмена могла возникнуть путаница. То же самое с Хавьером. Если приходит парень, который хорошо борется, то он не будет делать из него ударника. Покажет, как в стойке двигаться так, чтобы тоже можно было бороться и показывать свою базу. А что касается различия, то в Америке не так сильно развита дисциплина в зале. Там совсем другой подход к тренерам и бойцам, не как в Дагестане. У Абдулманапа дисциплина была на первом месте.

— Вы перенесли операцию на сердце. Как вы себя тогда чувствовали с психологической точки зрения и как прошли через это?

— Это была радиочастотная аблация, а не какая-то страшная или сложная операция, мне не вскрывали грудь и не залезали внутрь. Ежедневно много людей проходит через это. Когда я спрашивал доктора, как она отразится на моей карьере, он рассказал про биатлониста Дмитрия Малышко, который выиграл Олимпиаду через несколько месяцев после этой процедуры. Я тогда расслабился и понял, что это пойдёт только в плюс. Мог бы спокойно жить и без операции, но мне сказали, что если планирую долго заниматься спортом, то лучше всё-таки пройти через это. Никакого вреда без неё бы не было. Тогда я решил, почему бы и нет. Кроме того, меня убедило и то, что мой врач учился в Америке и Германии, я увидел, как к нему относятся в больнице. К сожалению, забыл его фамилию, хотя надо бы её назвать, чтобы люди могли к нему обращаться.

— Правда ли, что до операции вы практически никому о ней не рассказывали?

— Да, только старшему брату и паре друзей. Ни Хабиб, ни Абдулманап, ни Хавьер не знали. Я просто не хотел, чтобы это разлетелось. Если бы речь шла об операции на пальце, это бы никого не интересовало. У людей же нет понимания, что происходило, все сразу думают, будто мне порезали грудь и достали сердце. А всё гораздо проще. Я даже был в сознании под местным наркозом и наблюдал на экране, что со мной делали.

— Кто лучше играет в футбол — вы или Хабиб?

— Сейчас я лучше. У Хабиба много лишнего веса, и он не такой подвижный.

— Хабиб говорил, что вы напоминаете ему Гарета Бэйла, он бы поставил вас на место левого полузащитника. На какую позицию вы бы его определили?

— Сейчас я бы его сделал судьёй. (Смеётся.) Чтобы он в нашу пользу всё решал. А вообще, Хабиб очень хорошо видит поле. Он любит этот спорт всем сердцем и хорошо разбирается. Ему не надо ничего кричать, он сам знает, кто и где открывается. Так что можно его сделать распасовщиком в центре.

— В этот раз у вас в углу будут Хавьер и Хабиб. Кто будет третьим?

— Мой старший брат Муслим. Он был практически на всех боях.

— Что вам обычно говорит Хабиб в последний момент перед выходом на бой?

— В бою главное — не поддаваться эмоциям и успокоиться. Он говорит: «Расслабься, выполняй свою работу, показывай то, что делали на тренировках». Определённых слов нет, Хабиб просто говорит, чтобы аккуратно делал свою работу.

— Когда Хабиб завершил карьеру, о чём вы думали в первую очередь? О том, что теперь путь к чемпионству UFC открыт, или о том, что теперь на вас лежит ещё большая ответственность?

— Нет, таких мыслей не было. Я был рад, что больше не придётся проходить через этот стресс, который был, когда Хабиб выступал. У него и сгонка веса была тяжёлой, и бои проходили эмоционально. А теперь больше не придётся из-за этого переживать. Мне хотелось, чтобы он завершил карьеру без поражений. Я тоже не понимал, к чему ему дальше стремиться. Деньги есть, пояс есть, а принципиальных соперников больше нет.