«Мне прилетало от каждой из трёх партнёрш»: Мишина и Галлямов о работе в поддержках, жёсткости Москвиной и катании Чена
Мишина и Галлямов о работе в поддержках, жёсткости Москвиной и катании Чена
— Принято считать, что когда спортсмены меняют тренера, им требуется полтора-два года, чтобы адаптироваться к новому стилю работы. Насколько сложно вам было привыкать к методике Москвиной?
Анастасия Мишина: Сам тренировочный процесс у Тамары Николаевны немного отличается от того, к которому мы привыкли, когда катались у Великовых. Мы стали больше работать над программами, больше акцентировать внимание на переходах между элементами. Но, как говорит сама Тамара Николаевна, они с Людмилой Георгиевной одной школы, поэтому основные принципы преподавания у них схожи.
— Вы ведь сменили по несколько партнёров, прежде чем начали кататься друг с другом. Что сложнее в парном катании — поменять тренера или партнёра? Иными словами, как много времени уходит на то, чтобы привыкнуть к ощущению других рук, других ног, других движений на льду и в воздухе?
Мишина: На самом деле, привыкнуть не так сложно, особенно если оба партнёра уже опытные. Технические элементы начинают получаться через месяц-два, просто парное катание состоит не только из элементов. И конечно, по движениям сразу видно, какая пара катается вместе уже давно, а какая только встала. Одинаковые движения или разные, параллельно или нет. Это вроде бы мелкие детали, но они очень важны.
— Не помню, кто именно из фигуристов рассказывал, как начинал кататься с новой партнёршей и вроде бы делал на льду всё то же самое, но на протяжении нескольких месяцев ему регулярно прилетало на подкрутах локтем в нос.
Александр Галлямов: Это вообще отдельная тема. Если тебе прилетело в нос с подкрутки, считай, ты посвящён в парники. Мне прилетало от каждой из трёх партнёрш. Это нормальное явление.
— Вашей победе на чемпионате мира предшествовал не самый простой сезон. Сначала был переход в новую группу, затем Александр заболел, подхватив коронавирус. Восстанавливаться было проблемно?
Галлямов: Так получилось, что я переболел вроде бы в лёгкой форме, но из-за этого мы вынуждены были пропустить в октябре первый этап Кубка России. Соответственно, сезон у нас начался на несколько недель позже.
— То есть последствия всё-таки были?
Мишина: К сожалению, коронавирус — это такая штука, которая проходит не очень быстро. Поэтому нам пришлось пропустить пару недель полноценных тренировок, чтобы Саша полностью восстановился.
Галлямов: Дело в том, что в парном катании ты отвечаешь не только за себя, но и за партнёршу, приходится не только кататься, но и поддержки делать, поэтому желательно быть на тренировках почти в идеальном состоянии.
— Настя, с высоким партнёром страшно кататься?
Мишина: Лично мне с высоким, наоборот, легче. Я вообще как-то больше доверяю сильным и высоким мальчикам, нежели небольшим. Вот когда смотрю на китайские или японские пары, где оба партнёра маленькие, становится реально страшно. Постоянно думаю: а вдруг мальчик выкинет девочку так, что она не докрутит, упадёт, с подкрутки прилетит локтем или получит какую-то другую травму? А Саше я доверяю.
— Фигуристы часто говорят, что для них важно, насколько спокоен тренер за бортом. А по рукам партнёра можно понять, когда он чрезмерно нервничает?
Мишина: Конечно. Перед стартом мы держимся за руки и безо всяких слов понимаем, кто из нас до какой степени трясётся.
— Кто в вашей паре отвечает за моральный климат и спокойствие?
Галлямов: Мы как-то об этом не задумывались. Если что-то вдруг случается, обязательно друг другу помогаем.
Мишина: Как любит говорить Саша, посмотрели, улыбнулись — и поехали. Тамара Николаевна никогда нас не прессует, поэтому на старт мы всегда выходим спокойными.
— За время вашей совместной работы Тамара Николаевна хоть раз была жёсткой?
Галлямов: Тамара Николаевна не жёсткая, она очень справедливая. Если что-то идёт не так, всегда скажет как есть. И всегда найдёт нужные слова.
— Мне иногда кажется, что Москвина умеет так посмотреть на ученика, если чем-то недовольна, что хочется сжаться в комок и немедленно спрятаться.
Мишина: Да, иногда это действительно так. Удивительно, что при этом Тамара Николаевна никогда не повышает голос. Говорит тихо и очень спокойно, но как-то сразу понимаешь, что именно она хочет до тебя донести.
— Настя, в одном из интервью вы сказали, что были для прежнего партнёра слишком тяжёлой и что он постоянно вас в этом упрекал. Не боялись, что он может не так бросить, не так взять в поддержку, не подстраховать, когда это нужно?
Мишина: Конечно, это вспоминается как не самое простое для меня время, но мне было тогда, наверное, лет 15, а в этом возрасте всё воспринимается немного проще, чем, возможно, это было бы сейчас. Я старалась делать на тренировках всё возможное, чтобы выступать и на чемпионатах, и на Гран-при, постоянно старалась сбросить вес, бегала. И когда поняла, что мы не можем кататься вместе, было очень обидно.
— А для вас важно чувствовать, что для своего партнёра вы самая лучшая?
Мишина: Конечно.
— Саша часто даёт вам это понять?
Мишина: У нас нет такого, чтобы мы нахваливали друг друга, но уверенность друг в друге присутствует. И этого достаточно, чтобы понять, что мы хотим вместе кататься и вместе двигаться вперёд.
— Такие элементы, как выбросы, подкруты, поддержки... Это в большей степени работа партнёра или равная ответственность в паре?
Галлямов: Абсолютно равная. В той же подкрутке, чтобы партнёр правильно выбросил и поймал, партнёрше нужно очень хорошо закрутиться. В поддержке важна плавность, чтобы никуда не повело руку.
— Покойный Игорь Москвин любил повторять: «Самое сложное в поддержке — это поднять и опустить».
Галлямов: Согласен. Но при этом партнёрше нужно очень хорошо чувствовать равновесие и хорошо держать корпус.
Мишина: Я даже не знаю, есть ли в парном катании элемент, в котором партнёр или партнёрша прилагают больше усилий. Работа всегда равная, просто она разная.
— Если партнёрша правильно работает в поддержке, её рост и вес имеют значение?
Галлямов: Девочка может быть совсем маленькой и лёгкой, но если она не напрягается и думает, что партнёр — это просто подъёмный кран, ничего путного не выйдет.
Мишина: Если неправильно войти в поддержку, не запрыгивать в неё, то партнёру становится очень тяжело. А вот когда техника правильная, поддержка выглядит совершенно иначе. В этом плане мне нравится американская танцевальная пара Мэдисон Хаббелл — Закари Донохью. Оба партнёра очень мощные, но делают поддержки совершенно шикарно. И шикарно катаются.
— У вас один из самых сложных в парном катании технических контентов. Вы думаете о том, чтобы ещё больше усложнить программу?
Галлямов: Мы усложняем. Например, если раньше нам ставили за тодес третий уровень, то сейчас мы его немножко доработали и в Стокгольме получили четвёртый. Можно лучше преподносить очень многие элементы. Не говорю уже о том, что в следующем году придётся так или иначе вносить в программу изменения, потому что поменяются поддержка, тодес.
Мишина: В плане сложности кардинально что-то менять было бы, наверное, не очень правильно. Всё-таки следующий сезон — олимпийский.
— Но вы же не собираетесь заканчивать кататься через год?
Мишина: Нет, конечно. Поэтому в межсезонье будем разучивать более сложные элементы, которые пойдут на следующие четыре года.
— Куда, на ваш взгляд, может двинуться парное катание в плане сложности?
Мишина: Я думаю, вернётся тенденция, которая была несколько лет назад, — делать четверные выбросы. Девочки в одиночном катании ведь тоже на какое-то время переставали прыгать тройные аксели. Потому что с точки зрения правил это было не слишком выгодно. Как только в парном катании кто-то научится более или менее стабильно выполнять четыре оборота, эта тенденция вернётся, пойдут и четверные выбросы, и четверные подкруты. Наверняка прыжковая часть станет сложнее. Будет больше каскадов «3 + 3». Возможно, даже каскады с лутцем.
— Вы ведь учили с Александром параллельный тройной лутц?
Мишина: Не просто учили, но даже пробовали делать этот прыжок во время соревнований. Но в этом сезоне решили не рисковать, чтобы катать программу более стабильно.
— Лутц ведь требует более длинного захода, соответственно, отнимает больше времени.
Галлямов: Совершенно необязательно. Лутц — это такой прыжок, который можно выполнять чуть ли не с любого захода. Главное, не делать его за счёт силы, потому что тогда становится реально сложно. Я это понял ещё в те времена, когда был одиночником. В лутце всё решает техника.
— Кто из нынешних одиночников делает лутц наиболее технично?
Галлямов: Наверное, Миша Коляда.
Мишина: Соглашусь абсолютно. У Коляды очень высокий и пролётный прыжок. И когда он его выезжает, то делает это на «+5».
— Вы успевали в ходе чемпионата мира хоть немножко смотреть по сторонам?
Мишина: На тренировках мы, конечно, концентрировались прежде всего на собственных прокатах. Но в первый день посмотрели занятия китайских пар.
— Понравилось?
Мишина: Очень. Во-первых, оба дуэта катались красиво. Мы просто наслаждались, глядя на них. А во-вторых, было интересно, как у китайцев построен тренировочный процесс.
— И что интересного для себя извлекли из увиденного?
Мишина: Что они никуда не торопятся. И сами наслаждаются тем, что делают. У нас это получается не всегда. Иногда мы настолько сконцентрированы на своих элементах, что просто бежим куда-то, стараемся всё побыстрее сделать и уйти домой.
— Возможно, всё дело в том, что вам пришлось в этом сезоне форсировать подготовку?
Галлямов: Нам действительно приходилось спешить, чтобы как можно быстрее подойти к уровню топовых пар. При этом мы постоянно чувствовали, что работы непочатый край и что нам катастрофически не хватает времени, чтобы встать вровень с сильнейшими. Плюс постоянно возникала необходимость где-то поменять технику в элементе, в катании, в переходах.
— Менять технику в столь сжатые сроки — рискованная затея. Ведь приходится постоянно контролировать множество непривычных вещей, чтобы не повторять прежних ошибок.
Галлямов: О том, чтобы что-то менять кардинально, речи не шло — это действительно очень сложная схема. Мы вносили мелкие коррективы.
Мишина: Подстраивались друг под друга, чтобы более параллельно прыгать, чтобы исполнять поддержки на большей скорости. Чтобы это и технику не сильно ломало, и элементы выглядели лучше, чем раньше.
— Когда на чемпионате России вы остались четвёртыми, о чём думали? Что сезон закончен и надо начинать работу над новыми программами и элементами или что надо продолжать попытки отобраться на чемпионат мира?
Галлямов: На самом деле, мы вообще не знали, что и как будет происходить. Держали в уме чемпионат Европы, но довольно быстро выяснилось, что этих соревнований не будет, а будет Кубок Первого канала и финал Кубка России. Что окончательный отбор на чемпионат мира будет именно там. И поняли, что у нас есть шанс, за который обязательно нужно цепляться.
— Какие три выступления с чемпионата мира вам хотелось бы пересмотреть?
Галлямов: Прокаты Нэйтана Чена. Я бы даже не стал выделять произвольную программу или короткую, потому что они обе классные. Там было такое классное катание, совмещённое с сумасшедшими прыжками... Идеальные в моём представлении программы. Ещё мне очень понравились Виктория Синицина и Никита Кацалапов. Их ритмический танец.
Мишина: Я бы тоже с удовольствием пересмотрела произвольную Чена. Это было что-то. Просто шикарно. Мы были в зале и аплодировали стоя. Прыгали и орали от восторга. Второе выступление, которое хотелось бы увидеть ещё раз, — произвольная Жени Семененко. Он большой молодец: откатал обе программы так, что я просто начала гордиться нашими мальчишками. И очень рада за Лизу Туктамышеву. Она такой большой путь прошла к этой медали. Не выступала на чемпионатах мира шесть лет — и так потрясающе вернулась. Это большая победа для неё.
— Вообще-то я удивлена: никто из вас не сказал, что хотел бы увидеть свою собственную произвольную программу. Неужели нет желания посмотреть со стороны, как катаются чемпионы мира?
Мишина: Мы в этом плане немножко стеснительные, наверное. Не очень любим пересматривать свои выступления. Если и смотрим, то только для того, чтобы отметить ошибки.