«Идя по краю, мы чуть-чуть ошиблись»: тренер Рылова о проигранной эстафете, двух золотых медалях и словах Мёрфи

Мне не рекомендовали звонить Андрею Шишину сразу после окончания плавательного турнира: понятно же, что тренер расстроен результатом заключительной эстафеты. А он внезапно вышел на связь с сообщением: «Набирайте!»

— Когда Рылов выиграл 200 м на спине, он сказал в микст-зоне, что не очень доволен результатом, а вот на дистанции вдвое короче, напротив, реально сделал то, что было выше его сил. А как вы отнеслись к результату на стометровке?

— Конечно, отнёсся хорошо, хотя Евгений проплыл чуть хуже своего личного рекорда. Мы шли по сценарию подготовки 200 м, но, когда скорость начала убывать, я видел, что Женька сильно занервничал: он очень хотел закрыть две дистанции. Я стал очень сильно «сужать» спортсмена, убирать нагрузку. Для спринта это в самый раз, появляется свежесть, я видел, как прямо на глазах у Рылова начала набираться скорость. Он летел, летел, набирал, набирал. После полуфинала на стометровке мы очень хорошо «положили» его на воду, и по своему внутреннему состоянию он в финале просто звенел.

А вот на дистанции 200 м функциональное состояние при «сужении» начинает гаситься. Я создавал этот контраст совершенно осознанно, чтобы максимально помочь спортсмену, но сам Евгений ожидал от двухсотметровой дистанции большего. Отсюда его недовольство после финиша. Ещё ведь была двухсотметровая дистанция вольным стилем, где Женя из кожи вылез, превысил свой рекорд на полторы секунды и тем самым помог парням в эстафете.

Но сильное «сужение» и такое количество двухсоток аукнулись нам в заключительный день в комбинированной эстафете. Результат получился очень скромным, и, выходит, что мы с Рыловым действительно подвели таких серьёзных ребят, как Антон Чупков, Кирилл Пригода, Андрей Минаков, которые реально заслуживали в Токио медали, а вместо этого прокатились по четвёртым местам.  

— В Токио бросалось в глаза, как быстро у наших спортсменов, и у Рылова в том числе, накапливается усталость от старта к старту. Но ведь та же профессиональная серия ISL направлена на то, чтобы люди привыкали стартовать часто. Получается, у нас кончаются силы быстрее, чем у наших соперников?

— Мы тяжело втягивались в Игры. Первый день получился кувырком из-за эстафет, из-за этих накладок в расписании, не позволивших сильнейшим пацанам-спинистам после личного полуфинала выйти на этап вольным стилем. Клим Колесников вышел, и это действительно тяжело — плыть вторую дистанцию через несколько минут после первой.

— Но проплыл же итальянец Томас Чеккон? Сначала с четвёртым временем отобрался в финал стометровки на спине и после этого очень прилично прошёл свой этап в эстафете, где Италия заработала серебряные медали и обошла Австралию.

— Так после этого всё для Чеккона и закончилось. Он в личном финале быстро не проплыл, в комбинированной эстафете тоже не проплыл. Реализовался в первый день, а потом всё пошло в плане результата достаточно поверхностно. Политика же нашей команды (а это подразумевает работу не только тренеров, но и всего персонала) направлена на максимализм. Если Райан Мёрфи в любом состоянии плавает стометровку за 52,2 секунды, то пусть хоть всю жизнь так плавает. А у меня Рылов проплывет один раз за 51,9, но именно в тот день, в который надо. Пусть даже потом он будет пустой.

Я вообще считаю, что наша сборная, наши тренеры на голову превосходят любого иностранного специалиста. Поверьте, я знаю, о чём говорю: когда появилась возможность работать в системе ISL, постоянно наблюдал, постоянно сравнивал. И если вопрос «Почему не дотерпел Рылов?» рассматривать как камень в мой огород, отвечу прямо: потому что я здесь ошибся. Задолго до начала Игр понимал, что в эмоциональном плане мы будем пустеть на Олимпиаде гораздо быстрее, чем на любых других соревнованиях, но то, что нас будут закрывать с COVID-19, что будут мурыжить по пять часов на прилёте, просчитать не сумел. Поэтому, идя по краю, в конце мы чуть-чуть ошиблись. Но сравнивать нас с иностранцами точно не стоит.

— Рылова задели слова Мёрфи в его адрес?

— Вообще никак не задели. Скорее, наша победа задела самого Райана.  

— На самом деле, я могу понять его состояние: когда люди теряют то, что всегда считали своей вотчиной, первая реакция бывает не слишком адекватной.

— Тут я с вами согласен. Это как раз тот подход, о котором мы говорили вначале. Американцы годами плавают с одним и тем же результатом и радуются. Мы можем плавать медленнее, но при этом ставим перед собой задачу оказаться в нужной нам точке в нужное время и с более высоким результатом. В этом, наверное, и заключается профессионализм тренера и спортсмена. Но это вызывает сильное раздражение соперников, и поэтому они ищут внешние причины. А причины надо искать в другом. У тех же американцев всегда был в руках потрясающий материал. Если из этого материала не всегда удаётся слепить недосягаемый для других результат, наверное, стоит задуматься о своём профессионализме, а не жаловаться на российских спортсменов. 

— У вас репутация тренера, который постоянно учится чему-то новому и не стесняется это показать. По каким критериям вы выбираете специалистов, чей опыт хотите позаимствовать?

— Я к очень многим обращался, когда только начинал работать. Кого-то приглашал к себе, к кому-то приезжал сам. Объездил многих специалистов, с кем удавалось связаться. Замучил своими просьбами добрый десяток плавательных федераций. Был молодым специалистом, безумно хотел развиваться, благо в моём центре мне всегда шли навстречу, когда я говорил, что хочу куда-то поехать поучиться. Так что если спросите, кто в большей степени содействовал моему становлению, не отвечу. Таких людей были десятки — и всем им я очень благодарен.

— Тренерская работа — это постоянное нащупывание верного пути. Бывает страшно делать какие-то шаги? 

— Если горишь и живёшь своим делом, то ничего не страшно. Всё взахлёб, всё с удовольствием.

— Свою первую золотую медаль чемпионата мира Рылов выиграл, выступая с очень болезненной травмой плеча. Как обстоит дело сейчас? Есть ли какие-то сдерживающие факторы, способные воспрепятствовать дальнейшему пути? 

— Тогда, в 2017-м, мы действительно прошли чемпионат мира «на зубах». Снялись с сотни, потому что Женька не мог мощно давить на воду, всё дико болело, а найти в России специалиста, способного снять проблему, у нас не получалось. Очень помог Денис Валентинович Мантуров. Нашёл клинику, обеспечил финансирование, нам очень сильно помог как со специалистом, так и с финансированием, вовлёкся в процесс нашей подготовки лично, курирует мою бригаду.

Когда года через полтора мы с Евгением начали серьёзно тренировать сотню и уходить в более мощное плавание, то с помощью Дениса Валентиновича съездили в Германию ещё раз, пожили там месяц, прошли курс реабилитации. Более того, нам предоставили возможность приехать со своим врачом, чтобы тот прошёл в Германии специальный курс по методике восстановления и мог бы проводить реабилитационные тренировки у нас дома. Я же окончательно убедился в том, что если вдруг плечо снова даст о себе знать, то проблему мы будем решать безоперационным образом. А это большой плюс для пловцов. 

— Вы предпринимали в Токио какие-либо усилия, чтобы заранее подготовить Рылова к внешним помехам?  Бытовым, карантинным…

— В какой-то степени мы приобрели этот опыт на ISL, когда нас закрывали от внешнего мира почти на два с лишним месяца. Там было гораздо тяжелее.

— Не знала, что срок изоляции в течение того турнира был столь продолжительным…

— Так получилось. Организаторы серии поселили всех участников на острове Маргит в Будапеште и, соответственно, чтобы в такое тяжёлое время не мотать спортсменов туда-сюда, решили все четыре этапа, а заодно и финал, провести там. Сам остров на время наших выступлений был полностью изолирован. На самом деле, всё провели на высшем уровне. Я вообще считаю, в этом будущее плавания и что всем нам очень повезло, что нашёлся такой человек, как Константин Григоришин (идеолог и основатель ISL. — RT), который всё это двигает. В плюс можно занести и то, что заключительный адаптационный сбор был проведён именно у нас, во Владивостоке, где мы были более или менее свободны и где родная кухня.

— Были какие-то моменты, которые приходилось особенно контролировать?

— Конечно. Женя у нас очень активный спортсмен. У него запредельный метаболизм, поэтому он очень часто худеет, когда мы начинаем его разгонять. Именно поэтому было так важно, чтобы федерация сделала подготовительный сбор в России. Во Владивостоке мы чувствовали себя замечательно — сохранили абсолютно все физические кондиции с помощью хорошего питания: мясо, креветки, рыба. Всё было на высшем уровне. 

— В Токио вы с Рыловым хоть раз за олимпийский карантинный периметр вышли? Или так в клетке и сидели с первого до последнего дня?

— Так и сидели. Он — в деревне, я — снаружи, в специальной карантинной гостинице, и тоже в полной изоляции. Здесь, в Японии, логистика была очень грустная. Я бы сказал гораздо грустнее, чем в Бразилии.

— В чём именно это проявляется?

— Например, чтобы мне добраться до Олимпийской деревни, подготовить спортсмена к заплыву, побрить его, сделать упражнения на суше или просто зайти в олимпийскую столовую и поесть, на это в один конец требовалось около двух часов — и это при удачном раскладе. А когда автобусы поехали на открытие Олимпиады, был вообще завал. Мы сутки не могли уехать из одной точки в другую. Повезло, что подключилось руководство российской федерации плавания и в последние дни соревнований обеспечили мне личное такси. 

— Будет ли у вас возможность выйти в Токио за пределы вашей «олимпийской тюрьмы»?

— Уже нет. В три часа ночи у нас такси, в восемь утра понедельника вылет в Москву. Летим прямым рейсом. (Разговор состоялся накануне.)  

— Получается, что Токио для вас так и остался загадочным городом?

— Ну да. В Японии я раньше никогда не был, Евгений тоже, так что столицу Игр мы видели только из окна автобуса. Но здесь уже никто не виноват: коронавирус — проблема мировая.

— Олимпийский сезон у вас с Рыловым закончен?

— Да, конечно. Теперь только заслуженный отдых.

— Как долго?

— До сентября. Классические три недели. Мы отдыхаем чуть больше обычного, но я считаю это правильным. 

— Ну и заключительный вопрос: маска с котиком есть только у вашего ученика или у вас тоже? 

— У меня такой нет. Но если бы была задача её заполучить, я бы точно её добыл.