«Если понадобится воевать за Родину, пойду не задумываясь»: Вяльбе о патриотизме, уважении и самостоятельности

— Олимпийский сезон — это время, когда большинство тренеров всеми силами стараются избежать каких-либо новых для себя ситуаций. У вас же Маркус Крамер берёт в свою группу Федерико Пеллегрино и Франческо де Фабиани, то есть не самых рядовых иностранных спортсменов, и это невольно воспринимается как эксперимент.

— Почему только иностранных? В группе Крамера в этом сезоне стал тренироваться Саша Бессмертных. Что до итальянцев, то не мы же к ним пришли, а они к нам.

— Согласитесь, любой дополнительный человек в группе так или иначе расходует ресурс тренера. Требует времени, внимания…

— С одной стороны, да. Но ведь все, о ком мы говорим, — это взрослые профессиональные спортсмены, для которых главное не методика Крамера или кого-то ещё, а хорошие спарринг-партнёры. Усиление группы — это большой плюс и для Сергея Устюгова, и для Глеба Ретивых. Думаю, что и Бессмертных, прежде чем принимать решение, проанализировал ситуацию, обсудил её со своим тренером Олегом Орестовичем (Перевозчиковым. — RT), и они вместе пришли к выводу, что почти все лыжники, которые начинают работать с Маркусом, совершают в первый год заметный скачок. Саша прекрасно понимает, что Игры в Пекине, скорее всего, станут для него последними, так почему бы не воспользоваться такой возможностью? Кстати, с итальянцами работает не только Крамер. У них есть и свои помощники.

— Итальянские специалисты работают только со своими спортсменами или с нашими тоже?

— У нас всё-таки одна команда, единая. Никто не смотрит на ситуацию с позиции, мол, два новых человека в команде появились — и «своим» теперь не хватит транспорта или чего-то ещё. У итальянцев тоже есть транспорт, которым периодически пользуются наши спортсмены. Надо чем-то помочь — лыжи, пассатижи, сервис — пожалуйста!

— То есть лыжный спорт — это одна большая семья?

— Ну нам хотелось бы так думать. Понятно, что, когда спортсмены выходят на старт, там каждый сам за себя. Но в целом лыжные гонки, наверное, один из самых дружных видов спорта.

— Но были же в прошлом сезоне наезды на Александра Большунова со стороны финнов и норвежцев?

— Так и мы на них периодически наезжаем. У вас разве никогда не случалось в семье, чтобы хоть раз в жизни поссорились? Мы не обязаны любить друг друга, но взаимное уважение — это очень большое дело. Могу сказать, что Сашу уважают и финны, и норвежцы, и любые другие соперники. Мы ведь часто друг к другу обращаемся, например, кому-то надо перевезти лыжи или какой-то другой багаж не вмещается. Сегодня выручил ты, завтра кто-то другой выручит тебя.

— Один из ваших тренеров, Егор Сорин, реализовал в этом сезоне свою давнюю мечту — провёл часть летней подготовки на одном сборе с норвежцами. Правда, потом сказал: «Убеждён, что мы никогда не будем тренироваться так, как норвежцы, но нам это и не нужно». С вашей точки зрения, стоит ли вообще стремиться к подобной форме тренировочных взаимоотношений?

— В своё время, когда лыжной сборной руководил Александр Алексеевич Грушин, мы тоже периодически тренировались с норвежками. Ничего плохого в этом точно не было. Мне кажется, любая совместная работа всем приносит пользу.

Мне, например, всегда было интересно посмотреть, что делают на тренировках итальянки Стефания Бельмондо и Мануэла Ди Чента. С ними мы тоже тренировались вместе, видели друг друга на сборах и понимали, что большой разницы в общем-то нет. И методика примерно одна и та же.

— Принято считать, что в лыжах, как и в биатлоне, у норвежцев есть какие-то свои секреты.

— Не знаю насчёт секретов, но согласитесь, что в лыжных гонках в Норвегии есть по большому счёту один лидер, а дальше достаточно серьёзная пропасть. У женщин так вообще пропасть-пропасть.

— А кого это волнует, когда имеется такой лидер, как Тереза Йохауг?

— Тереза вообще стоит обособленно от всего мирового лыжного спорта. А что касается ребят... Я иногда думаю, что у норвежцев, наверное, более правильный подход к тому, как готовить команду к чемпионату мира или к Олимпийским играм. В том смысле, что они каждого спортсмена отдельно на одну гонку готовят. Да, у них тоже есть лидер — Йоханнес Клебо. Уверена, что он имеет право выбирать, в каких гонках будет стартовать, а какие пропустит.

— Когда в спорте появляются такие таланты, как Йохауг или Клебо, надо ли стремиться к тому, чтобы быть, как они? Или это бессмысленно?

— У меня на этот счёт всегда была другая позиция. Не надо вообще стремиться кого-то повторить. Надо стремиться стать лучше. Понятно, что таких, как Йохауг или Клебо, не может быть десять человек в стране, они уникумы. Но я уверена, что молодые норвежские девчонки хотят быть лучше, чем Тереза. Это нормально.

— Бытует мнение, что лидер такого масштаба уничтожает всё своё поколение и убивает интерес к виду спорта.

— Не готова с этим согласиться. Хотя, что касается Терезы, это отчасти действительно так. В прошлом сезоне, когда норвежцы не приехали на кубок мира, рейтинги лыжных гонок тут же взлетели. Каждый день появлялась новая интрига, новые подиумы, новые победители. И это, безусловно добавляло интереса соревнованиям.

— Прошлый сезон показал, что у нас подобралась очень сильная женская команда. При этом Наталья Непряева и Татьяна Сорина подходили к тому чемпионату после травм. У вас не было внутреннего страха, что форсирование подготовки ради чемпионата мира может надломить обеих до такой степени, что они просто не сумеют восстановиться к Олимпийским играм?

— Да ну, прекратите, о каком надломе мы говорим? Нам вообще, можно сказать, повезло, если сравнивать с финской лыжницей Кертту Нисканен, которая уехала с того же самого шведского этапа Кубка мира, сломав ногу прямо во время гонки. Сначала вообще никто ничего не понял. Нисканен финишировала и сразу же уехала домой. И только потом появились фотографии в Instagram с гипсом и подписью, мол, сезон закончился достаточно рано и всё очень серьёзно. На самом деле каждый вид спорта хорошо отражает характер тех, кто им занимается. Лыжников никак нельзя с кем-то сравнить. Мы другие.

— Я бы сказала, что у вас другой порог — и болевой, и нагрузочный. Да и вообще весь вид спорта — одно сплошное терпение.

— Почему? Идёшь на тренировке по лыжне — кругом лес, погода прекрасная, снег, солнце... Сплошная красота!

— А на финише человек падает на снег и его начинает выворачивать наизнанку.

— Ничего страшного, такое тоже бывает. Но думаю, что те же гимнастки иногда точно так же падают после тренировок и их тоже выворачивает.

— Не так давно я смотрела видеоинтервью очень богатого человека, который создал профессиональную плавательную лигу. Он сказал, что, с его точки зрения, для нынешнего поколения спортсменов вообще неважно, под каким флагом выходить на старт, и что разделение спортсменов по национальному признаку давно изжило себя.

— Абсолютно не согласна. У меня, получается, ребята и девчонки едут второй раз на Олимпийские игры — и второй раз без флага и без гимна. Четыре года назад нам было очень тяжело. Постоянно приходилось держать в голове: не дай бог какие-то зрители подойдут с флагом, не дай бог последуют санкции. Это страшно выматывало. Был момент, когда в Пхёнчхане к нам подошли болельщики, которых я знала лично. У них был с собой флаг, и мы пошли с этим флагом к ребятам. Так Большунов от нас просто бежал. Потом согласился сфотографироваться, но лишь после того, как я дала слово, что эта фотография никогда в жизни не выйдет за рамки личного телефона. И всё равно было видно, как он напряжён. Сейчас, конечно, все уже более адаптированы к подобной ситуации, но мне за ребят, честно, очень обидно. Не знаю, как правильно сказать, мне кажется, мы реально другие. Мы менее избалованные, более дисциплинированные. В нас больше патриотизма, что ли. И получается, что у этих молодых ребят на протяжении уже нескольких лет пытаются отнять веру в свою страну, любовь к своей стране. Все равно не отнимут, но на самом деле обидно.

— Что это за чувство, когда финишируешь с флагом?

— Это очень круто. До мурашек. Не могу сказать, что я какая-то слишком сентиментальная или прямо такой патриот... Хотя, конечно же, патриот. Мне кажется, если понадобится идти воевать за Родину, я пойду не задумываясь. Всю жизнь гордилась своей страной. И когда жила в Советском Союзе, и сейчас. И всё время и детям своим говорю, и спортсменам, которые те же дети, что надо гордиться своей страной, любить её, знать её историю, а не только историю лыжных гонок.

— Перед Олимпиадой в Пхёнчхане получилось так, что у вас образовалась команда без какого бы то ни было опыта серьёзных выступлений. Сейчас это те же самые люди, только на четыре года старше. С ними стало проще работать или сложнее?

— Не сложнее точно, но и не спокойнее. У меня вообще никогда не было спокойствия как у руководителя. Честно скажу, в этом году даже на чемпионате мира реально бегала каждую гонку во сне, перед каждым новым стартом. За Сашу, за Петю, за Васю, за Наташу, за Яну... Даже не могу понять, почему это со мной происходит. Но я очень сильно волнуюсь, очень сильно переживаю.

— По вам не скажешь...

— Ну так я перед стартом веду себя адекватно. Улыбаюсь, шучу, знаю, к кому из спортсменов могу подойти, а кому по возможности даже доброе утро не стоит говорить. То есть я всё-таки чувствую их. Это важно.

— Что в ваших сновидениях самое страшное?

— На самом деле я ни разу ни одну гонку не досмотрела до конца. Ни разу не увидела, проиграл человек или выиграл. Каждый раз одно и то же: просыпаюсь до финиша, понимаю, что результата уже не узнать, и иду на балкон успокаиваться.

— Неужели никогда не получается просчитать заранее, чего ждать от того или иного спортсмена?

— У нас ведь, помимо готовности человека к старту, есть ещё лыжи, которые могут быть хорошо намазаны, а могут — не очень хорошо. А может быть, человек вообще не те лыжи взял на гонку. Плюс спуски. Плюс погода. Какая она будет, точно ли там все на этих спусках удачно пройдут?

— Биатлонисты обычно добавляют, что у них ещё и стрельба лотерейная…

— Мне кажется, в биатлоне больше шансов и на халяву, как я иногда говорю, проскочить, и в то же время попасть в полную засаду. Но и у нас достаточно много факторов, которые могут повлиять на результат, это абсолютно точно, тем более на Олимпийских играх.

— Что вы знаете про олимпийскую трассу в Пекине?

— Вообще ничего. Понимаю, что не только мы в таком положении, но и другие сборные. Мы знаем высоту, имеем схему, но это вообще ни о чём. А тех пяти дней, которые у нас будут до старта, недостаточно, чтобы трассу вообще прямо всю изучить, узнать каждый поворотик, каждый там сантиметрик, понимать, где надо начинать ускоряться, а где подождать. Каждый спортсмен так или иначе мысленно рисует эту трассу для себя, понимает, где и что он будет делать, где можно отыграться, если что-то не получилось в начале. По крайней мере, сама я именно так готовилась к гонкам. Хорошо бы заранее посмотреть на этот снег, почувствовать его. Одни говорят, что в Китае в это время года днём до 20 градусов жары. Другие говорят, что снег наверняка будет переморожен, потому что ночи очень холодные. Третьи говорят, что там столько снега, что искусственный вообще не нужен. Хотя искусственный снег тоже, наверное, должен быть.

— Но ведь с китайскими лыжниками работает Никита Крюков. Это разве не канал информации?

— Помимо Крюкова, в Китае работают и другие наши специалисты, но у них подписаны контракты о неразглашении какой бы то ни было информации. Поэтому Никита нам ничего не рассказывает и ничем не делится.

— А вы вообще допускаете, что китайцы, неважно, лыжники или биатлонисты, окажутся способны преподнести миру сюрприз на этих Играх?

— Наверное, я не сильно поверю, если кто-то из них может оказаться способен выиграть. В лыжных гонках человек не может за один год вырасти до олимпийского чемпиона, а мы пока не видели ни одного китайского спортсмена и ни одной китайской спортсменки, которая бы могла конкурировать на уровне первой мировой тройки. У них был спринтер, который доходил до полуфиналов, но в прошлом сезоне я его не видела.

— Когда и как у вас будет происходить окончательный отбор в олимпийскую команду?

— Как и в прошлые годы, все будут отбираться исключительно с этапов Кубка мира, с очень профильных гонок. Мы всё-таки договорились, что каждый спортсмен должен чётко понимать и знать, на какую гонку может рассчитывать на Олимпийских играх. Честно скажу, задача сложная. Очень мало людей. Команды сокращены до восьми мужчин и восьми женщин, а это уже достаточно жёстко. Для того чтобы закрыть таким количеством спортсменов шесть видов программы, кому-то придётся бегать и бегать. Но я уверена, что те же Наташа Непряева, Юля Ступак, Таня Сорина, да и почти все ребята понимают, что они, во-первых, должны отобраться на Олимпийские игры, а во-вторых, будут участвовать не в одной дисциплине.

— Как высоко вы расцениваете олимпийские шансы Сергея Устюгова?

— Мне кажется, мы должны сейчас просто как можно меньше об этом говорить, как можно меньше чего-то ждать, и это касается не только Устюгова. Сергей — уникальный спортсмен. Та ситуация, которая произошла с ним перед Играми в Пхёнчхане, любого другого спортсмена могла бы вообще сломать, а Серёга по-прежнему рвётся в бой. Уверена, что в этом сезоне он соберёт всю свою силу воли в кулак.

— Знаю, что в своё время он много дискутировал с Сориным, отстаивая право на самостоятельность.

— Возможно, лет через 20 мы придём к тому, что будем столь же дисциплинированны в работе, как те же норвежцы. У них практически клубная система. Они не так часто собираются в сборные команды, а если собираются, то не на три недели, а на гораздо более короткий срок. Конечно же, у них гораздо выше самосознательность. Так было всегда.

Если бы я в своё время оказалась перед выбором, тренироваться самостоятельно дома, получая деньги на подготовку и возможность ездить куда угодно по собственному желанию, или работать в команде с тренером, я бы даже не колебалась. Только в команде и только с тренером.

— Вы упомянули, что такие спортсмены, как Йохауг и Клебо, могут самостоятельно выбирать, в каких гонках хотят стартовать, а в каких — нет. В нашей сборной кто-то имеет право выбирать дисциплины по своему усмотрению?

— Думаю, если Большунов скажет, что не готов бежать какую-то из гонок, мы предоставим ему такую возможность. Хотя я сильно сомневаюсь в реальности подобной ситуации, зная Сашу.

— То есть он единственный, кому вы были бы готовы предоставить некоторые преференции?

— На сегодняшний день — да.