«Будем развивать собственные компетенции»: вице-премьер Борисов — о санкциях, импортозамещении и запасах «Калибров»

— Юрий Иванович, против России сейчас введены беспрецедентные санкции. В Кремле это назвали открытой экономической войной. Как исполняется гособоронзаказ в условиях такого давления?

— Что касается гособоронзаказа, мы не видим сейчас никаких серьёзных угроз, которые могли бы повлиять на выполнение запланированных мероприятий. Может быть, это как раз результат того, что «коллеги» из западных стран «тренируют» нас с 2014 года, и мы уже достаточно (хорошо. — RT) адаптировались к постоянно вводящимся санкциям, имеем чёткие планы по импортозамещению, создали необходимые страховые запасы критически важных комплектующих.

Поэтому сегодня угроз выполнению основной программы гособоронзаказа не существует. Текущая ситуация с гособоронзаказом складывается даже лучше, чем в предыдущие годы. На данный момент законтрактовано всех годовых обязательств на около 88%. Мы таких цифр, как правило, достигали где-то к концу мая.

Есть и хорошее кассовое исполнение. Это связано в первую очередь с введением санкций против наших финансовых институтов и вынужденным поднятием ключевой ставки. Мы сегодня максимально используем запланированные бюджетные ресурсы.

Заказчик — и в первую очередь это Министерство обороны и другие ведомства — широко использует стопроцентное авансирование мероприятий, необходимых для закупок электронной компонентной базы, основных материалов и комплектующих. Поэтому это хеджирует риск невыполнения, позволяет создавать необходимые страховые запасы. И у нас есть полная уверенность, что по результатам года мы будем иметь среднегодовой процент, который сложился уже за последнее время, на уровне 97—98%. Все невыполненные обязательства (по гособоронзаказу. — RT), как правило, в I квартале следующего года уже закрываются перед основными заказчиками.

— Сейчас вопрос импортозамещения стоит, наверное, как никогда остро, в том числе в военном секторе, в военной промышленности. Приведу пример из личного опыта. Есть у нас такая машина — «Тайфун». Я незадолго до этого интервью вернулся из-под Киева. Там мы как раз передвигались на «Тайфуне». Машина, конечно, замечательная, впечатляет. Но…

— Их несколько. На каком перемещались, 4 × 4, бронированная?

— Нет. 6 × 6.

— Понятно. Это камазовский (КамАЗ-63968 «Тайфун-К». — RT).

— Да, на базе КамАЗа. Но, помимо того, что он на базе КамАЗа, там, например, установлены шины Michelin. Коробка передач тоже импортная. Вообще очень много запчастей иностранного производства. И, насколько мне известно, «Тайфун» — не единственный пример, когда действительно хорошая машина, очевидный успех нашего военного машиностроения, оказывается в такой ситуации. Сейчас люди задаются вопросом, что будет дальше.

— Что касается состояния всего нашего автопрома, мы буквально недавно проводили серию совещаний с основными автопроизводителями. Конечно, для них это тоже серьёзный вызов, когда основные автокомпоненты перестали поступать на наши сборочные производства.

Уровень локализации (производства. — RT) по основным моделям — я имею в виду весь широкий ряд автомобильной техники — разный. Доля иностранных компонентов неоднородна. В целом отрасль переживает серьёзные структурные изменения, как, собственно, и вся экономика, вся промышленность, связанные с изменением логистики поставок, в первую очередь с переориентацией на других поставщиков. Конечно, они (автопроизводители. — RT) в определённой мере потеряют темп производства, мы этого и не скрываем.

Но переход на работы с новыми поставщиками и открытие новых логистических коридоров для поставки необходимой комплектации в будущем создаст благоприятные условия для стабильной работы (автомобилестроительной. — RT) отрасли в целом.

Конечно, они (автопроизводители. — RT) будут вынуждены перейти на выпуск отчасти устаревших моделей, то есть те, что проще в эксплуатации. Скажем, где-то перейдут с автоматических на ручные коробки передач, где-то будут жертвовать уже привычными сервисами. Но это вынужденная мера, которая серьёзно не повлияет на потребительские характеристики автомобилей. И постепенно они будут возвращаться к выпуску тех моделей, производство которых сегодня уже налажено.

Например, КамАЗ сейчас будет интенсивно завершать работу над 100%-ной локализацией производства кабины К-5. Это флагманский сейчас проект, который практически вытеснит с рынка аналоги от Volvo и Mercedes. Практически КамАЗ будет доминировать на рынке грузовых автомобилей.

Что касается вооружения и военной техники, то я хорошо помню 2014 год, я ещё работал заместителем министра обороны, отвечающим за вооружение. И мы тогда в мае как раз по инициативе Министерства обороны на сочинских совещаниях (с президентом. — RT) вышли с предложением развернуть мероприятия по замещению украинской продукции и продукции стран НАТО.

Так появились два списка с перечислением компонентов, отсутствие которых может привести к невыполнению мероприятий по гособоронзаказу. Мы системно достаточно динамично действовали, чтобы уходить от зависимости от украинских поставщиков. На тот момент (в 2014-м. — RT) мы ещё имели серьёзную зависимость, в частности, по морским двигателям, турбинам от «Зоря — Машпроект» и «Ивченко-Прогресс», по авиационными двигателям и ряду других комплектующих — от «Мотор Сич». Потому что парк военно-транспортной авиации России на тот момент — да и сейчас — ещё представлен моделями, разработанными в Советском Союзе с участием КБ Антонова.

Тем не менее мы достаточно быстро, где-то к концу 2018 года, практически избавились от зависимости от украинских поставщиков.

Я думаю, что Россия только выиграла от этого. Была обеспечена безопасность всех в будущем реализованных мероприятий, а они (украинские предприятия. — RT) потеряли громадный кусок рынка, на котором работали. Это несколько десятков, я бы сказал, миллиардов долларов за прошедшие периоды, которые могли бы развивать экономику Украины.

Что произошло, то произошло. В принципе, такая же картина складывается и с поставками из недружественных стран, как сейчас принято называть страны НАТО. Здесь, правда, ситуация сложнее. Почему? Потому что это в основном электронная компонентная база. Это высокотехнологичные узлы и блоки, и не только для военной, но и в первую очередь для гражданской продукции.

У всех на слуху примеры, связанные с авиацией, — это МС-21, отказ (США. — RT) от поставки композитов, которые нам пришлось стопроцентно локализовать в России. Мы удачно это сделали и сегодня не зависим (от зарубежных поставок. — RT). После начала операции на Украине мы столкнулись с практически полным прекращением поставок авионики, двигателей для наших флагманских проектов. Сегодня мы вынуждены в ускоренном порядке реализовывать мероприятия по переводу на отечественные аналоги.

— В связи с этим вопрос по ситуации с авиационным двигателем ПД-14 и самолётом SSJ-100.

— МС-21 уже летает с этим двигателем. Ранее самолёт мог комплектоваться либо иностранными двигателями, либо ПД-14-м. Сейчас будем запускать самолёт в серийное производство только с ориентацией на отечественный ПД-14. А ряд определённых критических позиций по авионике МС-21 придётся импортозамещать. С конца 2024 или 2025 года планируется перейти к наращиванию серийных поставок чисто отечественной модели МС-21.

Импортозависимость модели Superjet 100 (SSJ-100) мы должны полностью исключить к концу 2023 года и уже с 2024-го выпускать не менее 20 серийных самолётов в год. Это примерно тот рыночный спрос на самолёт, который в ближайшее время будет внутри страны. Чисто отечественный самолёт будет называться Superjet 100 New.

Конечно, мы осознаём, что не живём на Луне и всё равно не можем уйти от мирового разделения труда, да и не собираемся этого делать. К нашему счастью, мир не ограничивается только Америкой и европейскими странами, которые сегодня вводят (против РФ. — RT) беспрецедентные санкции.

Большинство стран мира не поддержали эти санкции и готовы с нами работать. Среди них — крупнейшие страны БРИКС: Китай, Индия, Бразилия, страны арабского мира, которые с нами продолжают работать. Мы сейчас действительно ищем новых поставщиков (запрещённых Западом комплектующих. — RT).

Я полагаю, что экономика России выдержит весь накал этих санкций, которые тяжело нам даются. Но в этом есть определённого рода плюс. В частности, если бы не введение с 2014 года санкций, я думаю, мы имели бы другой уровень развития нашего сельского хозяйства. Сегодня мы практически обеспечиваем себя основными видами продукции и даже нарастили кратно наши экспортные поставки зерна, сегодня кормим не только себя, а практически весь мир.

Плюс от импортозамещения состоит в том, что открываются новые ниши. Они могут быть заняты современными разработками российской промышленности, российских конструкторских бюро, научно-исследовательских институтов. Такие ниши появились практически во всех системообразующих отраслях.

Да, это всё равно серьёзный вызов, но и хороший шанс (для отечественных предприятий. — RT) кратно увеличить своё присутствие по крайней мере на внутреннем рынке, обеспечить серьёзные предпосылки для выхода и на мировые рынки.

— Продолжая тему с нашим авиастроением, расскажите, на какой стадии сейчас находится реализация проекта Ил-96?

— В этом году должно завершиться строительство первого самолёта Ил-96-400. До этого, как вы знаете, у нас выпускался Ил-96-300 для специального лётного отряда «Россия», военных ведомств, перевозки главы государства и председателя правительства.

При необходимости Ил-96 может быть запущен в ограниченную серию (для гражданской авиации. — RT) — около двух-трёх самолётов в год, чтобы обеспечить дальнемагистральные перевозки. Пока в этом особой нужды нет, но Ил-96 получился очень удачным, все лётчики хвалят эту модель.

— Давайте перейдём к военной составляющей. Американская разведка похоронила российские «Калибры»: чуть ли не в первую неделю специальной военной операции было сказано, что у России они закончились. Но до сих пор «Калибры» успешно выполняют все поставленные боевые задачи, точечно по военным объектам противника отрабатывают. Справляется ли сейчас наша военная промышленность с теми темпами, с которыми мы тратим наши боеприпасы в спецоперации? Ведь, помимо «Калибров», применялись «Искандеры» и «Кинжалы». Какая ситуация с высокоточным ракетным оружием?

— К списку образцов вооружений, которые вы назвали, я могу добавить авиационные крылатые ракеты X-101, береговые комплексы «Бастион» и «Бал», крылатые ракеты морского базирования. Всё это относится к так называемому высокоточному оружию.

Оно имеет повышенные точностные характеристики и может использоваться для локального поражения скоплений техники, инфраструктурных военных объектов, командных пунктов, складов с вооружением и прочего. За счёт повышенного боевого могущества и хороших точностных характеристик круговое вероятное отклонение этих систем вооружения — это несколько метров. И, как любят выражаться наши военные, иногда с нескольких сотен километров такое оружие попадает в кол, то есть имеет практически нулевое отклонение, что, естественно, в разы повышает эффективность этого вооружения относительно площадного оружия, которое приводит к огромным разрушениям, к огромным жертвами среди мирного населения.

Как вы видите, наши вооружённые силы, проводя эту операцию, бережно относятся к гражданскому населению. Потому что мы воюем не с ними. Мы воюем за то, чтобы обеспечить определённые условия развития русскоязычного населения.

Я просто хочу сказать, что применение высокоточного оружия нашими вооружёнными силами обеспечивает заданную, нужную эффективность достижения поставленных целей.

Теперь о том, хватит или не хватит. Все последние государственные программы вооружения начиная с 2011 года особое внимание уделяли как раз созданию и массовому поступлению в войска высокоточного оружия, наращивая год от года производственные возможности нашего оборонно-промышленного комплекса. Сегодня мы обеспечиваем практически все потребности наших вооружённых сил в этом эффективном оружии.

Как вы знаете, крылатыми ракетами морского базирования «Калибр» оснащены практически все надводные и подводные корабли ВМФ, включая дизельные подводные лодки проекта 636.3, которые эффективно используют их из акватории Чёрного моря, доставая практически до любой точки современной Украины и поражая необходимые объекты военной инфраструктуры.

Это касается и авиационных средств средств поражения, которыми обеспечивается работа наших истребителей бомбардировщиков, имеется в виду Су-30, Су-35. У них широкая номенклатура вооружения разного могущества и для поражения различного рода целей. Мы обеспечиваем доминирование российской авиации и эффективную работу авиационных средств поражения.

Сегодня основные предприятия (производители ракет. — RT) законтрактованы Министерством обороны до 2030 года (а некоторые до 2033 года) именно заказами по поставкам высокоточного оружия. Поэтому у этих предприятий всё хорошо с экономикой. Они видят свои заказы на несколько лет вперёд, имеют возможность планировать необходимые производственные возможности, постоянно работают над модернизацией систем вооружения. Они сами по себе живут и развиваются, имеют очень хороший модернизационный потенциал. Вот, собственно, что происходит сегодня с точки зрения современного вооружения.

— Как бы вы оценили то, как новое высокоточное оружие показало себя в реальных боевых условиях?

— Вы знаете, что мы имеем очень богатый опыт сирийского конфликта, где мы отработали основные системы вооружения…

— В Сирийской Арабской Республике…

— Мы апробировали там основные системы вооружения. И, не буду скрывать, внесли очень много доработок, прямо по ходу применения вносили изменения в те или иные технические параметры. Это как раз плод совместной работы наших военных и нашей оборонной промышленности.

Представители оборонной промышленности, ВПК, — они присутствовали в Сирии, сопровождали все боевые операции, постоянно набирая статистику по эффективности использования характеристик того или иного вооружения. Поэтому в этом тесном контакте мы имеем очень хорошие результаты, которые, конечно, дали о себе знать и при проведении специальной операции на Украине.

— Расскажите, пожалуйста, о ситуации в отечественной кораблестроительной отрасли. Какие меры поддержки в условиях санкций оказывает правительство гражданскому и военному судостроению?

— Что касается военного судостроения, у нас очень хорошие позиции относительно стратегического подводного ядерного флота. Имеются в виду стратегические подводные лодки типа «Борей», «Борей-А», проект многоцелевой атомной подводной лодки «Ясень». Состав стратегических ядерных сил находится на очень высоком уровне современности.

Мы испытывали до определённого времени дефицит в кораблях дальней морской зоны, сосредотачиваясь ранее в большей степени на кораблях типа «корвет» и малых ракетных кораблях. Последние три-четыре года мы нашли возможность, в основном за счёт использования кредитной схемы, обеспечить финансирование строительства кораблей дальней морской зоны — имеется в виду фрегатов и корветов (дальней морской зоны. — RT).

Что касается авианосцев — эти вопросы постоянно поднимаются на сочинских совещаниях (с президентом. — RT). В принципе, развитие высокоточного оружия, гиперзвукового оружия иногда обесценивает все возможности авианосных групп.

Американцам нужно иметь развёрнутую авиационную группировку, потому что они от нас отдалены океанами и им каким-то образом необходимо добираться до основных театров военных действий. Мы же проповедуем оборонительную стратегию, поэтому (для России строительство авианосцев. — RT) это очень спорный вопрос. Конечно, отказываться от этого вида морской техники нельзя, нужно постоянно думать об этом, но это дорогостоящее мероприятие.

Можно достичь целей, которые мы ставим перед военно-морским флотом, за счёт развития более дешёвых моделей, тех же кораблей дальней морской зоны, и получить аналогичный эффект. Поэтому военные в итоге должны решить, что им в этом плане нужно. Я, даже будучи в Министерстве обороны, никогда не позволял себе учить профессионалов, каким оружием им воевать.

— К тому же авианосец сам по себе — это, по сути, лёгкая цель?

— Это мишень, да. Хотя, конечно, он хорошо защищён, имеет и определённые средства противовоздушной и противоракетной обороны. Теперь о гражданском судостроении.

Мы всю номенклатуру (кораблей. — RT) ещё в советские времена строили на западных верфях, в Финляндии или в странах бывшего СЭВ (Совета экономической взаимопомощи), в Польше в частности. Последнее время мы активно развивали наши основные судостроительные активы — я имею в виду предприятия ОСК (Объединённая судостроительная корпорация).

На Дальнем Востоке заработал судостроительный центр завода «Звезда», который ориентируется на крупнотоннажное судостроение для нужд Северного морского пути, транспортировки по нему углеводородов.

Для этого используется в первую очередь морской транспорт — танкеры типа «Афрамакс», сухогрузы, суда для перевозки угля и, безусловно, газовозы для перевозки сжиженных углеводородов.

Это новое направление для российских судостроителей. И мы продолжаем выстраивать партнёрские отношения с ведущими судостроительными державами, признанными лидерами в крупнотоннажном судостроении — в первую очередь с Южной Кореей. Сейчас к компетенциям Южной Кореи очень активно подбирается Китай, наш потенциальный партнёр.

Мы продолжим строительство всего названного парка судов на Дальнем Востоке, на судостроительной верфи «Звезда». Хотя, безусловно, не будем скрывать, придётся менять структуру всей отрасли, искать новых партнёров. Две основные мировые производственные организации, которые поставляют двигатели для всех судов в мире, отказались работать с нами. Будем искать какие-то другие выходы, опираясь и на собственные силы. У нас есть неплохие заделы по дизельному судостроению.

К этому надо добавить ещё одно направление — рыболовецкие суда, суда для ловли крабов и для их переработки. Это вопросы нашей продовольственной безопасности. Все последние меры, в том числе программа «квота под киль», дали очень серьёзную динамику, подняли спрос на подобного рода суда.