«Они в своём роде последние из могикан»: Зуева о Тарасовой и Морозове, вкладе Транькова и особенностях работы в США

— Что вам дал чемпионат Европы в Граце в плане наблюдений?

— Я вообще люблю смотреть не только соревнования, но и тренировки с разминками. У всех разные методики и привычки, всегда есть на что обратить внимание, можно сделать какие-то неожиданные наблюдения. Например, обратила внимание на то, что Никита Кацалапов и Вика Синицина все дни тренировались просто блестяще, без единой помарки или какого-то сбоя, чего раньше я у них не замечала. Думаю, это часть стратегии. Мне кажется, что за счёт таких тренировок они в сознании судей ещё больше приблизились к Габриэле Пападакис и Гийому Сизерону. Встали к ним почти вплотную. И наверное, неудивительно, что обыграли их, как только французы допустили ошибку.

— Олег Васильев во время турнира сказал, что нет никакой разницы, как катаются фигуристы перед соревнованиями. И привёл в пример тренировку пар перед короткой программой, где ваши подопечные Евгения Тарасова и Владимир Морозов катались безукоризненно, а Александра Бойкова и Дмитрий Козловский срывали чуть ли не все элементы.

— Перед произвольной программой, к слову, было то же самое. Тем не менее: если мы ставим перед спортсменами задачу выиграть Олимпийские игры, они должны стремиться к тому, чтобы не только выступать на высоком уровне, но и практиковаться. Особенно если тренировки открыты для прессы, публики и судей. Когда ты постоянно совершаешь ошибки, хоть ты тресни, но «десятки» за презентацию тебе уже не поставит ни один судья — такой у нас вид спорта.

— Вы заявили, что не считаете серебряные медали Тарасовой и Морозова неудачей. Бойковой и Козловскому ваши спортсмены проигрывают уже четвёртый старт подряд. Вы ведь понимаете, что столь затянувшаяся серия поражений не может не бить по имиджу пары, по впечатлению, по второй оценке...

— Ну так ведь судьи не могут ставить высокие баллы, когда атлеты начинают срывать элементы. Это касается и баллов за хореографию. Знаю точно: если Вова с Женей хорошо прокатаются, их результат способен оказаться очень высоким. Вот и всё. Конечно, оплошности ребят меня расстроили, было бы глупо это отрицать. Но лучше пусть эти неприятности произойдут сейчас, нежели в тот момент, когда уже ничего нельзя будет исправить. Основная-то работа у нас сделана, и вы, надеюсь, это видите. Поменялся имидж пары, она обрела лицо, поехала, закаталась. Более того, я чётко отмечаю улучшения от старта к старту. 

— Проделанный вами объём работы с Тарасовой и Морозовым бросается в глаза. А в чём заключается сотрудничество с парой Нины Мозер и Максима Транькова? Спрашиваю, поскольку оно остаётся за кадром.

— Работа ведётся всеми специалистами, есть результаты, просто пока они не слишком видны — очень трудно в короткий срок собрать всё воедино. Но это соберётся. Мы всё возможное для этого делаем. Журналистам я постоянно объясняю: моя работа с ребятами — это никакой не переворот, не революция, не желание разрушить всё до основания и на этом месте возвести что-то новое. Я просто присоединилась к тому процессу, который шёл много лет. Даже сейчас никогда не руководствуюсь только своим мнением — стараюсь собрать по любому поводу как можно больше отзывов, особенно на соревнованиях. Это помогает более полно увидеть и оценить общую картину.

— Когда вы начали работать с Евгенией и Владимиром, не испытывали сожаления, что ваше сотрудничество с этими фигуристами началось только сейчас, а не после Игр в Пхёнчхане?

— Никогда не думала об этом. Зачем? В этом отношении я всегда живу сегодняшним днём. Мне нравится работать с ребятами, у меня есть что им дать, есть понимание, как их развивать дальше. Я бы даже сказала, что Тарасова и Морозов в своём роде последние из могикан: последние, кто выглядит на льду как настоящая пара — в полном смысле этого понятия.

— После Игр в Пхёнчхане сложилось впечатление, что Тарасова и Морозов стали не очень нужны ни собственному тренеру, ни федерации фигурного катания. Мне кажется, у них до сих пор очень велика потребность в том, чтобы их любили, с ними возились...

— Ну так именно это я сейчас и делаю. Нам просто нужно время. Я всё еще нахожусь в процессе подбора специалистов для них: нужно работать и над прыжками, и над многим другим. Конечно, хочется увидеть результат побыстрее. Надеюсь, что к чемпионату мира в Монреале мы подойдём в наилучших кондициях и выступим там совсем иначе.

— Владимир Морозов, комментируя неудачный прокат, заметил, что обычно они с Женей стараются заранее приехать на соревнования, требующие акклиматизации, но в этот раз не смогли после чемпионата России остаться дома, поскольку вам было нужно побыстрее вернуться в Америку.

— Приезжать заранее на все соревнования просто невозможно, поскольку полный акклиматизационный процесс занимает минимум десять дней. И даже при этом спортсмены порой срывают элементы. Здесь не угадаешь. Если бы Тарасова и Морозов прокатались в Граце чисто, сейчас все писали бы о том, что акклиматизация вообще не имеет никакого значения, согласны?

— Вы как-то ограничены в свободе принятия решений в отношении этой пары?

— Нет. В нашем тренерском штабе нет каких-то противоречий, мы постоянно на связи. Максим Траньков приезжает к нам во Флориду достаточно часто. 

— Год назад, комментируя свою самостоятельную работу с Тарасовой и Морозовым, Траньков грустно пошутил, что теперь все увидели, какой он неважный тренер. Поскольку Максим по-прежнему работает в вашей бригаде, сильные тренерские стороны у него всё-таки имеются?

— Конечно, куда без них. Он видит и очень быстро оценивает любую ситуацию, чувствует спортсменов, понимает, что нужно сделать. Кроме этого, у Максима за плечами собственная карьера, причём очень длинная, а соответственно, и понимание, что результат приходит к спортсмену не сразу. Нужно просто иметь терпение. Если говорить о технической стороне дела, Траньков ведь в разное время занимался у всех наиболее выдающихся тренеров мира, а это тоже грандиозный опыт. Его знания о парном катании поистине безграничны. Главное — правильно всё это использовать.

— Мне показалось достаточно спорным заявление Максима о том, что главное преимущество двукратных чемпионов мира Суй Вэньцзин и Хань Цуна над всеми остальными заключается в том, что им ставит программы канадка Лори Николь. И что с русскими парами этот хореограф не работает в принципе...

— Я не считаю, что причина в этом. Начнём с того, что любая удачная программа — это прежде всего исполнение. С китайской парой я в своё время работала на протяжении четырёх сезонов, когда они только начинали свою юниорскую карьеру. Оба спортсмена удивительно танцевальные, особенно партнёр. У них прекрасная танцевальная координация, они совершенно по-особенному чувствуют музыку. Именно поэтому я сразу стала ставить для них программы в танцевальном ключе. Румбу мне Алан принёс сам. Ну скажите, какой парник сам принесёт хореографу танцевальную музыку? Такая же история была у нас с «Русским танцем». 

— Ещё бы теперь понять, кто такой Алан...

— Мы так называем Хань Цуна — ему в Америке было привычнее взять себе более «американское» имя. И повторю ещё раз: выдающаяся хореография — это прежде всего выдающееся исполнение.

— Вы когда-нибудь пробовали подсчитать, сколько постановок за сезон способен сделать топ-постановщик без потери качества?

— Не думаю, что это количество как-то ограничено. Мне случалось ставить до двухсот программ в год, когда я работала в Канаде. Это считалось частью моей работы, которая вообще никак не была связана с заработком, потому что у меня имелся фиксированный контракт. 

— После Игр в Сочи у вас тренировались Виктория Синицина и Никита Кацалапов, которые оказались вынуждены вернуться обратно в Россию по ряду причин дисциплинарного характера...

— Я никогда такого не говорила.

— Тем не менее ни для кого не секрет, что далеко не все иностранцы способны правильно себя вести, оказавшись в американской среде. Знаю, что после прошлогоднего чемпионата мира Рафаэль Арутюнян был даже вынужден расстаться со своей корейской подопечной Лим Ын Су. Тарасову и Морозова приходилось учить поведению?

— Все спортсмены ведут себя на тренировках по-разному — в этом плане я бы не стала как-то особенно выделять европейцев или русских. И ссорятся на тренировках все. Поэтому работать в плане психологии приходится со всеми, кто катается в группе. Это в моём случае спортсмены из 11 стран. У всех периодически проявляется стресс, не всегда ладятся партнёрские взаимоотношения.

— Видимо, в России к любого рода тренировочным конфликтам тренеры относятся лояльнее? 

— Это не означает, что российским тренерам не приходится работать со спортсменами над психологией. Что в Америке действительно жёстко — это некий кодекс Safe Sport, в котором подробнейшим образом перечислено всё, что ни при каких обстоятельствах не должны делать спортсмены и тренеры. И список действительно очень велик.

— Когда у вас с Тарасовой и Морозовым начнётся новый постановочный процесс?

— В апреле. Мы решили начать следующий сезон пораньше. В прошлом году ставили программы в июле, и это было, конечно же, немного поздновато. Я люблю, когда можно увидеть законченный вариант программ до начала сезона.

— Уже есть идеи программ?

— Конечно. Как и музыки. 

— Чем, кстати, вы объясняете тот факт, что из парного катания фактически исчезли элементы ультра-си?

— Требованиями правил, согласно которым судьи в первую очередь обращают внимание на качество элементов. Хотят, чтобы был интересный наезд, интересный выезд, чтобы сами элементы были исполнены чётко и безупречно. Всё это приносит плюсы, которые очень трудно получать за исполнение четверных подкрутов или четверных выбросов.

— Но вы мысленно уже прикидываете, какими должны быть программы ваших подопечных, чтобы через два года претендовать на олимпийское золото в Пекине?

— Конечно. Только можно я пока не буду рассказывать о наших намерениях всему миру?