«Некоторые полагают, что мучения — часть процесса»: техспециалист ISU о поломке коньков Медведевой и работе со Слуцкой

Крошечная каморка с точильным станком на катке «Сокольники», которая уже много лет является рабочим кабинетом Александра Кузнецова, даст фору любому спортивному музею. На стенах и на полу вперемешку потрёпанные ботинки Саши Коэн, Ирины Слуцкой и Натальи Линичук, на дверном косяке — пришпиленное булавкой бумажное сердечко, на котором рукой Мао Асады выведены слова благодарности на русском языке. Вместо дверной ручки — лезвие, прикрученное к деревянному полотну. А прямо над станком на стене раритет: круто изогнутые вытянутой улиткой и потемневшие от времени и фигурнокатательных невзгод английские коньки позапрошлого века.

«Не происходит ничего необычного»

— Судя по количеству поломанных лезвий на вашем верстаке — это проблема не из редких?

— Увы. Происходит это, как правило, по одной и той же причине: не выдерживает конструкция конька. Нижняя часть ботинка по идее должна представлять собой очень жёсткую плоскость, которая не позволяет подошве каким-либо образом деформироваться. Но представьте, что конструкция не очень прочна, а вы — Андрей Чувиляев, парник с двухметровым ростом и весом в 90 кг, и приземляетесь с прыжка на зубец и перекатываетесь на полный конёк. Нагрузка на изгиб лезвия в этом случае неимоверно велика. Вот оно и пытается сломаться. Для танцоров эта проблема не слишком актуальна, поскольку нагрузки намного меньше и фигуристы используют более короткие лезвия.

— Потому что делают более сложные шаги?

— Не только. В танцах партнёрам нужно располагаться очень близко друг к другу. Плюс — множество мелких движений. Всё это требует высокой манёвренности, поэтому крайне важно, чтобы лезвие не выступало за периметр ботинка. А сам он, получается, выполняет страховочную роль. У одиночников же лезвие становится длиннее по мере того, как человек растёт, увеличивается стопа и, соответственно, расстояние между средней и пяточной стойкой. Поэтому приходится постоянно заниматься подгонкой.

— Проблема выбора длины ботинка и длины лезвия в фигурном катании вообще сложноразрешимая?

— Да, поскольку размеры ботинок традиционно выпускаются в метрической шкале, а размеры лезвий — в дюймовой. Пошло всё это из Англии, где в 1696 году была образована фирма «Джон Вилсон». Сначала компания производила холодное оружие, какой-то режущий и колющий инструмент, а в конечном итоге стала специализироваться исключительно на лезвиях. Коньки у них стали популярны после того, как в 1841 году фирма подарила лезвия английской королеве Виктории и её мужу принцу Альберту. А вот на тех сломанных лезвиях, что вы держите в руках, даже имя владельца есть — его зовут Дмитрий Алиев. Поломка случилась прямо перед финалом Гран-при.

— Когда в этом сезоне у фигуристов начали в достаточно массовом порядке ломаться ботинки, вам как специалисту стало сразу понятно, что происходит?

— Конечно. Парадокс в том, что не происходит ничего необычного. Просто в последние несколько лет пресса начала уделять фигурному катанию слишком пристальное внимание, чуть ли не под лупой его рассматривать: Александра Трусова прыгнула то, Анна Щербакова — сё, танцоры сделали открытый прокат, парники ошиблись на разминке... Плюс — костюмы, причёски. О чём ещё можно написать? О! Ботинки сломались!

— Хотите сказать, что так было всегда?

— Конечно. Канадец Кевин Рейнольдс как-то поменял в течение сезона девять пар ботинок — мне об этом сами канадцы рассказывали. У меня в практике был случай, когда взрослый фигурист сменил с июля по ноябрь три пары ботинок одной фирмы. К этапу Гран-при в Москве парень сломал третью пару и встал на ботинки фирмы, о которой вообще не думал, начиная сезон. Мне же он сказал, что новые ботинки нравятся ему гораздо больше, чем те, что использовал прежде.

— Я ни разу не слышала, чтобы проблемы с ботинками были у Юдзуру Ханю.

— У него есть свой личный мастер. Думаю, что проблем с инвентарём у японца не меньше, чем у остальных фигуристов, просто это не выносится на публику. Хотя я иногда помогал ремонтировать ботинки Дайсукэ Такахаши и Такахико Кодзуки. Ботинки вообще летят часто: неправильно поставлены лезвия, какой-то заводской брак, излишние нагрузки. Я сам был фигуристом, тренером, специалистом по точке и установке коньков и могу сказать, что ботиночный инвентарь крайне несовершенен. В отличие от хоккейного, кстати. Каждый раз, когда иду в спортивный магазин, у меня слюни текут. Я вижу огромное количество моделей, новых материалов. Пластики, композиты, фиберглассы. Те же конькобежцы, шорт-трекисты, горнолыжники используют ботинок феноменально. Они делают слепок, создают 3D-модель и льют обувь по стопе.

— Почему же тогда это не делается в фигурном катании?

— Существует небольшой набор компаний, которые занимаются подобным производством, но они достаточно консервативны. Хотя уверен, что некоторые фирмы уже готовят какие-то революционные предложения.

— Компания, которая первой решит эту проблему и выбросит продукцию на рынок, заработает миллиарды?

— На самом деле эта проблема вряд ли решаема кардинально. Потому что существуют разные ноги, различные стили катания. Помните ботинки для «школьных» фигур? Они должны были быть максимально мягкими, «тряпочными», чтобы фигурист мог управлять всеми своими микродвижениями, как он хочет. Изначально ботинки для фигурного катания были высокими сапогами с огромным количеством крючков. Потом они становились всё ниже и ниже и в конечном итоге превратились чуть ли не в кроссовки. Язык ботинка тоже несёт абсолютно разные функции. Раньше он был совсем тоненьким, как декорация. Сейчас же составляет треть верхней части ботинка.

— Фигуристы жалуются на то, что в некоторых моделях такой язык становится основной причиной сильных наминов на подъёме ноги.

— В месте внутреннего слома ботинок начинает сильно давить на голеностоп. Соответственно, на передней части подъёма возникают даже не намины, а огромные шишки и наросты. Это безумная боль. Парадокс: фирмы, которые производят ботинки для фигуристов, постоянно стараются придумать что-то лучшее, но в реальности получается, что лучшее — враг хорошего. Поэтому думающие фигуристы всегда отмечают, в какой модели им было комфортнее всего кататься, чтобы при необходимости можно было заказать конкретную пару из прежней серии.

Знаю, например, что для Стефана Ламбьеля до сих пор ежегодно делают три-четыре пары модели сезона-2003/04, Серёжа Воронов использует ботинки, в которых катался десять лет назад. Многие действительно считают, что тот инвентарь, который был когда-то, намного лучше, чем то, что предлагается фигуристам сейчас.

— Мне рассказывали, что многие магазины, торгующие в России инвентарём для фигурного катания, начинали свой бизнес с того, что по дешёвке закупали у производителей некондиционные ботинки — брали их даже не поштучно, а на вес...

— Я бы охотно поверил, но у меня нет никаких оснований утверждать, что дело обстоит именно таким образом.

— А случалось брать ботинок в руки и понимать, что это некондиция?

— Да. В таких случаях я стараюсь сразу объяснить клиенту: если хотите быть уверенным в том, что вашего ребёнка правильно обучают, нужно иметь инвентарь соответствующего качества. Поэтому настоятельно рекомендую пойти и поменять этот ботинок, пока я не сделал в нём первую дырку. Люди, которые торгуют ботинками в магазине, иногда, наверное, слышат мою фамилию, и не думаю, что с восторгом относятся к этому. Но у них задача продать товар, куда-то его пристроить, и если не получается сделать это в Москве, значит, обувь уедет в Воркуту, в Челябинск, в Муром и так далее. А моя задача — чтобы дети и взрослые катались на нормальном инвентаре.

«Это как играть в баскетбол в боксёрских перчатках»

— Ари Закарян как-то рассказывал, как Тацуки Мачида раскатывал при нём новую пару ботинок, и, когда снимал её в конце дня, из ботинок текла кровь. Это издержки профессии?

— Скорее, это индивидуальная история каждого спортсмена. Есть люди, которые уверены на 100% в своём инвентаре, точно знают, какая модель им нужна, десятки раз в ней катались. Соответственно, они выходят и могут начинать исполнять нормальные элементы на новых ботинках в ходе первых тренировок. А есть такие, кто постоянно занимается экспериментаторством: где-то что-то спортсмен сам услышал, или кто-то из родителей сказал, что условная Пападакис в таких ботинках и лезвиях катается и чемпионаты мира выигрывает, значит, и его ребёнок во что бы то ни стало должен в таких же кататься.

— Это разновидность мазохизма?

— Нет, это разновидность глупости. Просто некоторые искренне полагают, что мучения с ботинками — часть обязательного процесса. Но это неправильно. Хотя многие спортсмены любят брать максимально тесную обувь. Чтобы ботинок после раскатки сидел на ноге предельно плотно. Рома Костомаров вообще босиком катался, чтобы более тонко ощущать лёд. Это как слепые стачивают себе подушечки пальцев, чтобы на ощупь чувствовать любую неровность. А вот родители, напротив, любят заказать супер-пупер-стельку, которая в их понимании должна правильно формировать стопу. Но это как играть в баскетбол в боксёрских перчатках.

— И где же та самая золотая середина?

— Каждый должен жить собственным умом. Когда я работал видеооператором у Жанны Громовой и в первый раз поточил Ире Слуцкой коньки, она вышла на лёд и полтренировки плакала, потому что не могла исполнить ни одного элемента. Потом в слезах призналась, что ей безумно остро. Я тут же взял соответствующий инструмент, затупил лезвие. Тогда я был более свободен в своих экспериментах. Мог резать ботинки, вставлять в них какие-то металлические детали, укрепляя проблемные места, перекрашивать, менять крючки...

Когда Жанна Фёдоровна увидела, как и что я делаю, она сказала: «Кузнецов, я буду заниматься своей тренерской работой, а на тебе лежит ответственность за весь инвентарь. Что считаешь нужным, то и заказывай. Но если у нас будут проблемы с лезвиями или ботинками, это будут твои проблемы».

Агентом Слуцкой тогда был Андраш Шалаи (чемпион мира в танцах на льду 1980 года. — RT), он работал в IMG и мог купить всё что угодно. Покупал для нас точильные станки, американские, стоимостью как автомобиль «Жигули». И мы изумительным образом сотрудничали лет десять.

— Много раз видела на общественных катках, как мастер загоняет конёк в станок — и процесс заточки идёт сам по себе. Вы же точите коньки на глаз. Почему?

— Я вообще не поклонник автоматов и полуавтоматов, хочу чувствовать руками, что именно и зачем я делаю. На автомате мастер вынужден полностью пройти весь цикл, то есть снять определённый слой металла безо всяких целей. И очень быстро начинаешь понимать, что, пять раз поточив лезвие на автомате, его нужно просто выбросить, потому что кривые стали слишком пологими. Я пытаюсь делать набор тех же манипуляций, но очень бережно. Но вы же не видите у меня ореола над головой? А раз его нет, почему бы мне не делать ошибки? Например, семи танцевальным парам, занявшим первое, шестое, седьмое и далее места, коньки на чемпионате Европы точил я. А потом ко мне в «Сокольники» приходит родитель и говорит, что у его ребёнка задняя часть лезвия соскакивает. И я понимаю, что камешком я недоработал.

— А Елизавета Туктамышева вообще коньки не точит...

— Саша Самарин тоже по полгода с этим не обращается. Таким же у Жанны Громовой был Серёжа Добрин — мы его, помню, уговаривали перед чемпионатом то ли России, то ли Европы поточить коньки, потому что прошло полгода с момента последней заточки. У меня были спортсмены, которые ездили точить коньки к великому Эдуарду Плинеру, а на следующий день возвращались перетачивать. Но это говорит не о том, что Плинер плохо точил коньки, а о том, что запросы у всех разные.

Когда Татьяна Анатольевна Тарасова работала с Мао Асадой в Москве, она как-то попросила, чтобы я пришёл к ним на своеобразный референдум — чтобы помочь понять, что происходит с коньками. Это была очень смешная ситуация, в которой участвовало около десятка человек: сама Мао, её мама, Тарасова, переводчица, тренер по ОФП, агент... Они звонили в Японию, оттуда им говорили: посмотрите левый ботинок. Я смотрел и отвечал: да, мне кажется, что её должно заваливать внутрь, из-за этого она срывает флип и сальхов, а кроме того, не может встать на наружное ребро при исполнении лутца.

Когда я предложил попробовать немного изменить баланс, Мао сказала, что это может нарушить заход на тройной аксель, а этот прыжок был её фирменным элементом. В общем, мы много раз звонили в Японию и обратно, всё это переводилось с японского на русский, с русского на английский, и в конечном итоге было решено не заниматься перестановкой, чтобы не лишиться тройного акселя. Потерять его означало бы в японском понимании потерять лицо.

«Очень не люблю запах металлической пыли»

— Уверена, вас коснулись разговоры в ходе декабрьского чемпионата России о том, могла ли Евгения Медведева довести соревнования до конца, несмотря на поломавшийся накануне короткой программы ботинок. Что думаете по этому поводу?

— Кататься на таких ботинках Женя могла бы. Она, собственно, и каталась — в короткой программе. Но когда у спортсмена внезапно и очень резко происходит какое-либо событие, связанное с инвентарём... Михаэль Шумахер, наверное, мог доехать на неисправном болиде Ferrari до финиша, если осталось полкруга. Но если 30 или 60 кругов, он просто сошёл бы с дистанции, понимая всю тщетность усилий.

— Иначе говоря, Медведева была права, отказавшись катать произвольную программу?

— Дело в том, что любая, даже небольшая проблема с инвентарём на уровне сложных элементов даёт иногда абсолютно отрицательный результат. Если условная Мария Ласицкене штурмует планку на высоте двух метров, она должна быть уверена, что с каждым шипом у неё всё в порядке. Как только в голове спортсмена возникают сомнения, нарушается весь ход двигательных действий.

Женя — опытный человек с железным характером, прекрасно умеющий анализировать. Безусловно, она могла собраться на тот прокат и сделать кое-как все свои прыжковые элементы с не слишком удачными S-образными выездами, за которые получила бы свои «минус один», «минус два» и оказалась бы на шестом или седьмом месте. Оно ей надо? На чемпионате России в женском одиночном катании нельзя кататься неидеально.

— На соревнованиях я постоянно вижу вас в качестве технического специалиста ISU. Знаю, что в своё время вы защитили диссертацию, получили учёную степень и, наверное, могли бы вполне успешно заниматься не только тренерской, но и преподавательской деятельностью. А вместо этого предпочитаете точить коньки. Почему?

— Когда в семье два тренера, а на дворе какой-нибудь 1989 год, кто-то один должен зарабатывать деньги. Я был директором областной детско-юношеской спортивной школы по фигурному катанию, помимо директорской зарплаты получал деньги за то, что на полставки работал тренером. Плюс — надбавки за учёную степень, за тренерскую категорию, за звание мастера спорта. Но когда мой друг, к сожалению, уже покойный, предложил мне поработать слесарем-инструментальщиком в кооперативе по производству значков, я начал зарабатывать в десять раз больше.

Моя жена тогда плакала даже из-за этого несоответствия. Мама тоже уговаривать пыталась бросить фигурное катание и пойти к ней инженером на фабрику «Парижская Коммуна», на которой она проработала 62 года. Но я дома сразу сказал, что люблю фигурное катание и буду заниматься тем, чем хочу. Собственно, всю жизнь я занимаюсь именно тем, чем хочу, и получаю от этого огромное удовольствие. От возни с коньками и ботинками в том числе. Хотя, по правде говоря, очень не люблю запах металлической пыли...