«Мне нравится мой сумасшедший мир»: фигурист Ригини о работе барменом, своей линии одежды и возможном выступлении на ОИ

По отцу он цыган, начинал кататься за Россию под фамилией Бариев, и наверное логично, что нет в фигурном катании карьеры более цветистой и лоскутной. Иван Ригини дважды был чемпионом России среди юниоров, четыре раза побеждал на чемпионатах Италии, катался в шоу у Евгения Плющенко, Ильи Авербуха и был Черномором в мюзикле Татьяны Навки «Руслан и Людмила». На протяжении трёх последних лет он выступает в шоу Art on Ice, на котором и дал интервью RT.

«Мне дали понять, что хотят видеть чемпионом страны другого человека»

— Вы потрясли всех на чемпионате мира в Бостоне в 2016-м, где и в короткой, и в произвольной программах попали в десятку сильнейших. Почему после этого закончили со спортом?

— Не сразу закончил, ещё год продолжал кататься за Италию, но в олимпийском сезоне понял, что отправлять меня на Олимпиаду итальянцы не собираются. На чемпионате страны стал вторым, и это была не слишком красивая история. Мне как-то очень явно дали понять, что хотят видеть лучшим другого человека. Сначала я напрягся по этому поводу, но потом решил, что уже не такой молодой и у меня нет времени на то, чтобы распускать нюни. Сразу попал в Art on Ice, и у меня поменялась жизнь. Очень быстро понял, что ничуть не жалею о том, что не поехал на Олимпиаду. В Art on Ice как-то сразу вписался в коллектив и выступаю в этом шоу уже третий сезон.

— Это был болезненный момент, когда вся привычная жизнь вмиг закончилась?

— Скорее, это был момент, заставивший меня начать думать. Может быть, уже и пора было что-то поменять в жизни. Может, уже было достаточно всё время ждать от кого-то денег, просить, чтобы тебя профинансировали, чтобы заплатили тренеру, чтобы тренер не переживал и не спрашивал тебя, почему ему не платят… Такие вопросы вообще, как мне кажется, не должны волновать спортсмена. Но у меня вся жизнь была непростая.

По юниорам я выступал очень хорошо, был лучшим в России. Потом травмировался. Тренировался тогда у Николая Морозова, у которого была очень большая группа — Дайсукэ Такахаси, Хавьер Фернандес, Флоран Амодио, Сергей Воронов, Алёна Леонова, Никита Кацалапов с Леной Ильиных. Просто если ты в группе не первый номер, с тобой ведь по-другому работают. Вот я и ушёл, уже понимая, что внутренне созрел для того, чтобы кататься за Италию, — у меня же паспорт итальянский с рождения, хоть и родился я в Москве. Какое-то время катался у Олега Васильева в Санкт-Петербурге, потом уехал в Оберстдорф к Михаэлю Хуту.

— Мало кто помнит, какие места вы занимали на соревнованиях, но все помнят, как катались. Откуда взялась столь потрясающая выразительность?

— Возможно, с рождения, от мамы и папы. Возможно, что-то развили во мне тренеры. Я рад, что запомнился и буду запоминаться людям, жизнь-то действительно непростая была. Одно время я реально учился выживать. Если бы не мама, вряд ли бы смог через всё это пройти. В нашей семье всё было хорошо, но до определённого момента, пока не случился дефолт и не осталось вообще ничего. Это случилось в первый год, когда я начал выступать за Италию.

В Оберстдорфе я тренировался по восемь часов в день. Надо было как-то зарабатывать деньги, чтобы платить тренеру, платить за квартиру, а работать там официально я не имел права. Тяжело было и эмоционально. Мало того, что я вообще никогда не планировал оказаться в Германии, так Оберстдорф ещё такой городишко, где вообще ничего нет. В шесть вечера на улицах ни души, язык я не знаю. Куда-то добраться — целая история.

Весь первый год я криком кричал от тоски и одиночества. Подрабатывал в магазине одежды, потом устроился барменом. Работать в баре мне было проще, поскольку напитки на всех языках называются одинаково. По вечерам, три раза в неделю, работал, а в 7:30 утра уже стоял на льду, тренировался.

С другой стороны, как раз в Оберстдорфе я задумался о собственном будущем. Сейчас даже жалею, что не сделал этого раньше, — слишком был увлечён непрерывной погоней за какой-то призрачной медалью. А тогда ко мне приехал друг, которого я давно не видел, и спросил: «Вань, когда со спортом закончишь, что делать будешь?» Я и брякнул первое, что пришло в голову: «Хочу делать одежду». Дальше идея сложилась как бы сама по себе. Я придумал логотип, сразу запатентовал его.

— Логотип с игральной фишкой?

— Это тоже в какой-то степени часть моей жизни. В Германии я профессионально играл в покер, зарабатывал этим, оплачивал свою жизнь. Покер вообще был со мной с самого детства. Как-то мы поехали с родителями на отдых, они пошли кататься на лыжах, оставив меня в отеле, а там у входа стоял игральный автомат. Сначала я просто смотрел, как всё это бегает, учил какие-то комбинации. Потом попробовал играть и выиграл кучу денег. Профессионально начал играть где-то лет в 16, в онлайне. Это было весело. Ну а в Германии продолжил играть, уже сидя за столом. Но по жизни я не игрок. Приходил туда не выигрывать, а зарабатывать.

«Фернандес слишком эмоционален, чтобы просто существовать в группе»

— Карьера фигуриста, выступающего в шоу, — достаточно опасная вещь. В том плане, что она сильно затягивает. Не успеваешь оглянуться, как тебе уже 40. Хотя бы иногда вы задумываетесь о том, что тот же Даниил Глейхенгауз, с которым вы когда-то вместе катались и до сих пор дружите, уже состоялся в абсолютно другой профессии?

— У каждого свой путь. Я никогда не стремился к тому, чтобы стоять за бортом, — держал в уме позицию тренера как самый крайний вариант. Я прежде всего артист, хоть и понимаю, что жизнь на льду не может продолжаться бесконечно.

— Могли бы попытаться расставить приоритеты? Фигурное катание, постановки, музыка, линия одежды, потенциальная семья… От чего бы вы смогли отказаться в последнюю очередь?

— Ни от чего отказываться не хочу. Зачем, если я успеваю делать всё? И не хочу заниматься бизнесом ради того, чтобы просто заработать денег. Для меня это не главное. Хочу, чтобы люди в моей одежде красиво выглядели. Мой бренд называется I Man — я личность, я индивидуальность. Это люксовый сегмент.

— Не смущает, что в мире люксовых производителей одежды всё давным-давно поделено?

— С этой точки зрения в мире уже вообще везде и всё поделено. Кто первый встал — того и тапки. Но я делаю то, что мне нравится. У меня итальянский крой, я знаю, как шить, притом что даже не умею рисовать. Всё рождается в голове — мой персональный сумасшедший мир, который очень мне нравится.

— Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему, имея в группе потенциально сильнейших фигуристов мира, Морозов, как тренер, не добился большого успеха с тем же Фернандесом?

— Возможно, дело было в том, что главную ставку Николай делал не на Хавьера, а на Дайса. Такахаси представлял серьёзную страну, с серьёзными деньгами, да и сам на тот момент считался не последним фигуристом мира. Видимо, Хави, как и я сам, оказался слишком эмоционален для того, чтобы просто существовать в группе. Я помню, как он выступал на своём первом чемпионате Европы и уже тогда делал четверные тулупы, сальховы, пусть и нестабильно. В итоге он нашёл своего тренера в лице Брайана Орсера. Пришёл туда, где человек его правильно направил, развил в нужном ключе. И Фернандес быстро обрёл своё очень узнаваемое катание и достиг результатов. Каждый из нас всегда ведь хочет получить несколько больше, чем просто какое-то время на льду.

— Помню, как приезжала к вам на тренировку в Новогорск и отметила, что все вы катаетесь примерно на равных: и вы, и Фернандес, и Амодио. Когда один из них стал чемпионом Европы, а другой дважды выиграл чемпионаты мира, не было ощущения тотальной несправедливости спортивной судьбы: «Почему они, а не я?»

— Конечно, такие вопросы в голове возникали, но… Видимо, во всём должна присутствовать удача, верно? Кто бы ни был твоим тренером, в какой бы форме ты сам ни находился, для того, чтобы подняться на пьедестал, обязательно должно немножечко повезти.

— Как в картах?

— Как в картах, да. Потому что лёд скользкий. Даже олимпийские чемпионы падали, когда приезжали на соревнования в идеальном состоянии и никому вообще не могло прийти в голову, что человек что-то сорвёт. Сколько таких ситуаций было. У меня, скорее, постоянно присутствовал единственный вопрос к самому себе: «Почему я не могу?» Я соревновался с тем же самым Флораном, мы бились в юниорах за финал Гран-при, за медали чемпионата мира. Где только с ним не пересекались. Да и в России я ничем не хуже других был. Прыгал то же самое, тот же тройной аксель…

Возможно, что-то не совпало по времени. А оно, к сожалению, не резиновое. Все мы взрослеем, кто-то становится мудрее, кто-то нет. Если бы я был на своём месте в жизни раньше… Хотя, где оно тогда было, моё место? Даже я тогда этого не знал.

— Знаете, как говорят спортсмены: если бы мне, тогдашнему, мозги, которые есть сегодня…

— Тогда всё было бы супер. Но не получилось.

«В фигурном катании нет главного — коммерции»

— Насколько расходным мероприятием становится для спортсмена фигурное катание, когда он не получает от федерации финансовой поддержки и не имеет спонсоров?

— Это очень крупные суммы. Огромные деньги — это вам любой из фигуристов скажет. Одни только коньки стоят $1000. Плюс сделать костюмы. Даже по минимуму это выливается в круглую сумму. Плюс, конечно же, у тебя должно быть две тренировки в день. Желательно по полтора часа. Ну, или три по часу. Помимо этого, нужно нанимать тренера, оплачивать лёд, ОФП, специальную подготовку, хореографию, восстановление. И всё это за свои деньги. Зарплаты фигуристам платят только в России и в Америке. Можно попытаться найти спонсора, но когда у тебя нет имени — никому из спонсоров ты не интересен.

Одно время я постоянно думал о том, что, если бы пахал так, как это делал на протяжении 23 лет, то даже будучи не слишком талантливым, добился бы успеха в любом деле, в любом виде спорта. В футбол точно научился бы играть за это время — не хуже, чем большинство игроков национальных сборных. Но в фигурном катании, если рассуждать глобально, фактически нет возможности нормально зарабатывать, нет спонсорства. Не может же спортсмен выйти на чемпионат мира с нашитым на костюм логотипом Nike?

И получается, что, несмотря на всю популярность фигурного катания, в нём нет главного — коммерции. Считаю, что это одна из главных проблем нашего вида спорта, которую Международный союз конькобежцев никак не может решить. У него есть японский спонсор, за счёт которого живёт всё фигурное катание, соответственно, японские спортсмены получают деньги. В Европе вообще с этим глушь.

Имелись бы спонсоры — соревнования были бы уже совсем другими. Появилась бы реальная реклама, и вряд ли чемпион мира продолжал получать за победу $50 тыс. Это лишь на первый взгляд большие деньги. Когда ты потом отдал 10—15 процентов стране, проводящей соревнования, 30—40 процентов своему тренерскому составу, ещё что-то федерации и заплатил налоги, то, считай, вообще ничего не получил. А ведь эти 50 тысяч ты можешь выиграть, только опередив Юдзуру Ханю. Или Нэйтана Чена. Попробуй обыграй их…

— С точки зрения фигуриста, Юдзуру Ханю — это человек или межгалактический пришелец?

— Пришелец, однозначно. Я его так и называю: пластилиновый пришелец.

— Что в этом фигуристе меньше всего поддаётся объяснению?

— Для меня удивительно, как быстро он восстанавливается после каких бы то ни было травм, включая самые тяжёлые. Насколько он мягкий — по суставам, по всему. У него очень хорошая, я бы сказал, человеческая конструкция. Внутри он действительно какой-то пластилиновый — ноги в разные стороны на льду выгибаются. Если бы у меня, не дай бог, произошла какая-то травма из тех, что случались у Ханю, я бы, наверное, никогда уже на ноги не встал.

Плюс у Юдзуру очень сильный дух. Такой реально самурайский. Всё это в совокупности делает его очень крутым и особенным. А как обойти катание, способность чувствовать прыжки, чувствовать лёд, умение выполнить сложный прыжок чуть ли не с места. Тот же Сёма Уно тоже очень крутой фигурист. Но он не может сделать то, что вытворяет Ханю. Вообще мало кто на это способен. Хотя катается Ханю, да и Уно тоже, вот с такими «утюгами» — вообще не тянут ножку, как всегда в детстве учили нас. А тот же Чен вытягивает ножку при каждом движении. Для меня в этом есть разница.

— Вам хватает адреналина от выступлений в шоу? Обратно в спорт не тянет?

— Тянет. Я компенсирую это постоянной работой. Это постановки, какие-то новые проекты, новые дела. Я всё время занят, и это хорошо. Но не исключаю, кстати, что ещё покатаюсь. Я ведь нигде не говорил, что прекращаю карьеру. Более того, как только решил, что заканчиваю отношения с Италией, сразу две страны предложили мне выступать за них. Сейчас ведь я могу кататься за любую страну, за которую захочу.

— Хотите сказать, что не исключён вариант увидеть вас на Олимпиаде в Китае?

— Вполне возможно. У меня есть целый год, чтобы всё расставить по местам.