«Живу в комфортабельной тюрьме»: Васильев о тесте на COVID-19, трансляциях Большого театра и работе с 60-летними в США

«Всю мою семью реально посадили под домашний арест»

Беседовать мы договорились не о фигурном катании. И тем более не о коронавирусе, информационно подмявшем под себя мир. Но ситуация продиктовала иное: мой телефонный звонок застал Олега Васильева в московской квартире, где тренер, как и вся его семья, оказался заперт по причине карантина.

— Сложившиеся обстоятельства с поголовной самоизоляцией побуждают человека заняться не своей профессиональной деятельностью, а чем-то другим. Чем занимаетесь вы?

— Первый раз лежу на диване и ничего не делаю уже три недели. Заняться чем-то глобально — выучить ещё один иностранный язык или овладеть каким-то серьёзным навыком — я не готов. Первые две недели я реально наслаждался тем, что могу находиться долго рядом с семьёй. Я ведь работаю в Питере, а семья живёт в Москве. Проводить время вместе получалось фактически только в выходные. А сейчас и жена рядом, и ребёнок, засыпаешь и просыпаешься с ними вместе, никуда не надо бежать — это действительно для нас как-то нестандартно, необычно и с положительным знаком. Но в связи с последними событиями ситуация немножко изменилась.

— Вы о режиме добровольной самоизоляции?

— Увы, у нас она принудительная.

— То есть информация, что у вас был диагностирован коронавирус, соответствует действительности?

— Здесь всё сложилось очень интересно. После того как мои жена Наташа и дочка Варя вернулись из Швейцарии и должны были пройти обязательный карантин, нас всех протестировали и сказали, что у меня и сына Наташи Димы первый тест оказался положительным. Но никто этот тест нам не показал. То есть нет ни одного документального подтверждения, что мы реально являемся носителями вируса.

Последние несколько дней я занимаюсь исключительно тем, что звоню по всем инстанциям: в Департамент здравоохранения, в штаб по борьбе с распространением коронавируса, в Роспотребнадзор, в скорую помощь, в справочную службу поликлиники — во все структуры, которые имеют хоть какое-то отношение к сегодняшней ситуации. Хочется уже наконец понять свой статус.

Ни в электронном, ни в бумажном виде информации о нашем якобы положительном тесте не существует. Зато есть письмо в Роспотребнадзоре, что я и Дима получили положительный результат и находимся в списке из 40 с лишним человек, которые должны быть принудительно изолированы.

— На основании чего люди должны верить в достоверность каких бы то ни было тестов?

— Вот и у меня возник тот же вопрос: почему я должен верить кому-то на слово, что мой тест дал положительный результат? В поликлинике есть единая база данных, но в этой системе тоже нет никакого упоминания о моей положительной пробе. После первого теста было проведено ещё несколько исследований, все они дали отрицательный результат. Тем не менее всю мою семью реально посадили под домашний арест. Нам категорически запрещено покидать квартиру.  

— Кто-то контролирует соблюдение этого предписания?

— Всех нас первым делом сфотографировали. Существует система распознавания лиц, на подъездах висят видеокамеры, первый же шаг из дома будет зафиксирован, и никто не знает, чем всё это обернётся. Минимум — 15 тыс. рублей штрафа, максимум — уголовное преследование. Мы не имеем права выйти в магазин за продуктами, не можем уехать на дачу, даже не имеем возможности вынести мусор. Кто-то представляет себе, сколько бытовых отходов ежедневно оставляет семья из четырёх человек? И сколько мусора скапливается в квартире за три недели?

«Фигурное катание приучает человека к боли»

— Вы с женой завзятые театралы...

— Сейчас уже так не скажешь — тот же любимый нами Большой театр не работает. Но трансляции в интернете мы смотрим, да.

— Когда у людей есть какие-то совместные увлечения, кто-то один обычно бывает заинтересован сильнее. В театральном плане вы ведущий или ведомый?

— Не является секретом, что меня всегда тянет в театр Наташа, а я не сильно сопротивляюсь. Это чисто её страсть, она и сейчас продолжает смотреть все доступные спектакли онлайн. Ещё одним нашим совместным увлечением можно в какой-то степени считать кулинарию. Несмотря на то что мы ограничены в выборе продуктов, Наташа много готовит, её коронка — десерты. Неоднократно проходила специальные кондитерские курсы, многому на них научилась. Это я самоучка в плане приготовления пищи, но люблю сварганить что-то мясное. 

— Ваша страсть к кулинарии — издержки голодного спортивного детства?

— Я бы не сказал, что детство было совсем уж голодным, но ограничивать себя, разумеется, приходилось.

— Требования к спортсмену, которые существовали во времена ваших выступлений, и те, которые есть сейчас, сопоставимы или они стали жёстче?  

— В современном спорте вообще всё намного жёстче. Во-первых, тренироваться приходится намного больше. Раньше многое было абстрактно. Понятно, что техника существовала, но она не имела существенного значения: никто не заморачивался, например, с какого ребра ты прыгаешь флип или лутц. Сейчас как раз такие детали играют очень большую роль.

— И требуют более тщательной подготовки тела?

— Они требуют прежде всего времени. Чем более детально ты разучиваешь элемент, тем больше времени требуется на подготовительные упражнения, на то, чтобы подвести тело к правильному исполнению элемента. Взять те же шаги: никто раньше не заморачивался не то что определёнными рёбрами или поворотами, а вообще, скажем так, техническим насыщением дорожек. Да, у нас была «школа», обязательные фигуры, а сейчас это всё — звенья одной цепи, то есть дорожка — это ничуть не более простой элемент, нежели четверной прыжок.

— Фигурное катание приучает человека к физической боли?

— Думаю, да. Это не то чтобы постоянная боль, но в определённые моменты сезона ты должен с ней жить. С болью в стопах от разнашивания новых коньков, с болью в теле от разучивания новых элементов, от чрезмерной физической нагрузки, с болью в голове, потому что у тебя банально не укладывается, как можно сделать то, что никто никогда не делал. То есть это своего рода обязательная часть процесса твоего ежегодного роста. Иначе никак.

«Танцую очень плохо. Хотя вальс умею»

— В СМИ сейчас достаточно много рассуждений о подходах к тренерской профессии, в том числе о методах работы в женском одиночном катании. Вы более 15 лет проработали в США, и вам не составит труда ответить на вопрос, какой стиль воспитания — правильный.

— Если рассуждать абстрактно, в спорте всё довольно просто: если работа даёт результат, она правильная. Всё остальное — это исключительно этическая сторона вопроса. Просто в Америке этика и философия спорта лежат в одной плоскости: сдавая экзамен, необходимый для тренерской работы, ты подписываешься под неким этическим кодексом, который существует там очень давно. Я считаю, это правильно, поскольку влияние тренера на маленького ребёнка очень велико. У нас же никто вообще не заморачивается, какими методами тренер добивается от спортсмена исполнения того или иного элемента или суммарно программы. Главное, чтобы эта программа и эти элементы были исполнены лучше, чем у других.

— Почему же тогда вы не остались работать в Америке?

— Потому что изменился мой семейный статус — я женился. И жена не захотела уезжать из России. Мы обсуждали и совместно пришли к решению, что такой вариант неприемлем для нашей семьи.

— Происходили ли в вашей жизни ситуации, когда вы реально ощущали недостаток знаний или каких-то бытовых навыков?

— Понимание того, что я не владею чем-то, присутствует постоянно. Поэтому я с удовольствием хожу в те же театры: Наташа получает от этого истинное удовольствие, а для меня это возможность закрыть определённые пробелы в образовании. Или взять иностранные языки: в школе и институте я учил немецкий, который в советские времена вообще не был мне нужен. Поэтому, даже закончив институт Лесгафта, я, кроме «хенде хох» и «Гитлер капут», ничего толком не помнил.

Но потом понял, что знание языков в современном мире столь же необходимо, как одежда: нельзя же ходить голым в обществе? Когда работал во Франции, подцепил французский, когда перебрался в Америку, научился говорить по-английски так, чтобы меня понимали. Если бы оказался на пару лет в Австрии или Германии, думаю, сильно подтянул бы уровень немецкого.  

— Профессия тренера ограничивает человека в профессиональных рамках или развивает его?

— Развивает, потому что здесь ограничений не бывает. Чтобы оставаться востребованным в профессиональной среде, ты должен постоянно учиться, обновлять свои знания в конкретном аспекте, в котором работаешь, во всех смежных областях. Я имею в виду в танцах на льду, на полу, в акробатике, в самом фигурном катании, поскольку правила непрерывно меняются.

— Танцуете вы хорошо?

— Очень плохо. Хотя вальс умею. В своё время Тамарочка Москвина приглашала к своим фигуристам самых разных специалистов. У нас были занятия и по акробатике, и по современным танцам — тот же джаз-класс в начале 1980-х оказался для меня очень полезным, поскольку эти занятия сильно развивали координацию, которая потом пригодилась во всём. В советские времена найти преподавателя по джаз-танцу было очень и очень непросто, но именно тогда я понял, что развивать и максимально выводить спортсменов из зоны комфорта надо постоянно.

— Во времена ваших выступлений с Еленой Валовой не всякую музыку было разрешено использовать.

— Одна из наших первых программ была поставлена на музыку «Картинки с выставки» Мусоргского, но я очень хорошо запомнил, как на одну из тренировок пришёл занимавший тогда пост президента Федерации фигурного катания Валентин Писеев и распорядился эту музыку убрать. Тамарочка убрала, но для нас был важен сам факт, что мы нашли музыку, которая до этого вообще не использовалась в советском фигурном катании, поставили программу, сделали костюмы... И таких примеров в нашей спортивной жизни было достаточно много.

— Кто-то из тренеров сказал: «Когда одерживаешь какие-то очень большие победы, неизбежно возникает ощущение, что ты держишь бога за бороду». Вам это знакомо?  

— Нет. Даже когда Тотьмянина и Маринин выиграли Олимпиаду в Турине, ощущения были совершенно другими — как от хорошо и очень правильно проделанной работы.  

«В Америке работал с парой в возрасте под 60 лет»

— Олимпиада в Турине была почти 15 лет назад. Как сохранять мотивацию к работе, когда в руки не попадается подходящий материал и его поиски затягиваются на годы?

— Хороший материал — это, безусловно, большой подарок для тренера, но ведь любой спортсмен интересен, если к работе с ним не подходить формально. Поэтому было бы не совсем правильно сказать, что чем менее профессионален спортсмен, тем ниже мотивация тренера. В той же Америке я работал с детишками пяти — семи лет и после каждой получасовой тренировки понимал, что чему-то этих детей научил, что они ушли с горящими глазами. Просто та работа, которую мы делаем с ведущими спортсменами, гораздо больше на виду. 

— В Чикаго вы работали только с детьми или со всеми подряд?

— Пока не появились Татьяна Тотьмянина и Максим Маринин, работать со всеми подряд было моей основной обязанностью. Возрастной диапазон — от пяти лет до 70 с хвостиком. У меня была пара, которая начала в возрасте под 60. Ещё одни сидели в офисе до 40 лет, были совершенно некоординированными и двигательно неразвитыми, но внезапно решили, что смогут заняться фигурным катанием.

Они появились у меня на катке и стали вкалывать по два-три раза в неделю. За два года я научил их делать даже поддержку над головой — так называемую рыбку. Эта пара каждый год ездила на чемпионат США среди взрослых, выступала в своей возрастной категории и почти всегда возвращалась с какой-то медалью. В США абсолютно нормально работать со всеми, кто хочет чему-то научиться.

— А в России?

— В России сейчас тоже есть такая тенденция, очень многие мои коллеги занимаются именно тем, что работают на подкатках и тренируют, как мы говорим, «всё, что движется».  

— То есть если фигурное катание свернётся и придётся зарабатывать подкатками, то это вас морально не сломает?

— Почему это должно ломать, если в США я так или иначе занимался этим 16 лет?

— Наслышана о том, что вы довольно часто выбираетесь на крупные теннисные турниры...

— Это тоже влияние супруги, которая очень любит теннис, в частности Рафаэля Надаля. Соответственно, мы следим за всеми теннисными турнирами, у нас всегда это на экране телевизора, и если есть возможность поехать на тот же «Ролан Гаррос», то мы туда едем.

— При кондитерско-кулинарных талантах жены вы предпринимаете какие-то усилия, чтобы за время вынужденного карантина сохранить способность проходить в дверь?

— Я похудел на четыре килограмма за последние три недели. Во-первых, пытаюсь себя контролировать, несмотря на то что Наташа действительно готовит очень вкусно. Во-вторых, есть дочка, которая, скажем так, следит за тем, чтобы я не лежал на диване 24 часа в сутки. Она постоянно всячески меня терроризирует, пытается как-то меня использовать в собственных играх, на шею залезает. Поэтому я очень доволен собой в плане физической формы.  

— Если бы вам разрешили выходить из дома, куда бы вы первым делом направились?

— В парк, на дачу, куда-то, где есть пространство, где есть свобода перемещения, потому что постоянно находиться в четырёх стенах тяжело. Если бы мы были изолированы от мира на даче, я бы даже не напрягался по этому поводу, потому что есть свежий воздух, можно выйти на территорию погулять, сменить обстановку. Сейчас же, чем дольше я нахожусь дома, тем сильнее ощущение, что все мы в тюрьме. В хорошей такой, комфортабельной тюрьме с семьёй, хорошей и вкусной едой, всё вроде бы замечательно, но каждую секунду ты очень остро чувствуешь, до какой степени ограничен в правах.